Легенды уральской политики. Беседа десятая. Александр Сидоров: «Интересы дела должны быть превыше всего». Продолжение

Во второй части интервью Александр Сидоров - о компромиссах с нефтяниками, о борьбе с коррупцией и о самой трудной работе.

Экспертный канал «УралПолит.Ru» продолжает проект «Легенды уральской политики», рассказывающий о выдающихся деятелях политической сцены нашего края. В сегодняшнем выпуске вас ждет встреча с человеком, имя которого навсегда вошло в историю всей Югры, человеком, за 20 лет своей работы превратившим Сургут из опорной базы нефтяников в экономический центр региона. Строитель, мэр, депутат Александр Сидоров расскажет о жизненном пути, идеалах, соперничестве с Ханты-Мансийском и дружбе с Александром Филипенко в интервью «УралПолит.Ru». Начало интервью читайте здесь.

Часть 2. «Принудить меня к чему-то невозможно»

«В отчаяние не впадали – особо было некогда»

– Давайте вернемся к Сургуту. В начале 90-х вы приняли город от Леонида Рокецкого. В каком состоянии он был?

– Ушел он в 1991 году, тогда я и стал председателем горисполкома. В принципе, все уже было понятно. Более того, заместители, работавшие у Рокецкого, заявили об уходе по тем или иным причинам. По сути, я формировал состав исполкома с чистого листа, кроме некоторых специалистов. Задачи и функции были ясны, другое дело, что опыт предыдущих руководителей был уже неприменим. Если раньше исполком, формируя планы и контролируя действия в городе, делал это через финансирование министерств и ведомств, то теперь все это пришлось делать самим. Благодаря чему, собственно, удалось соединить эти самые сургутские «анклавы».

Система управления и хозяйствования в стране менялись кардинально. Город начал формироваться как хозяйственная единица, принимая от прошлых хозяев – коммуналку, жилой фонд, соцкультбыт и так далее. Этого опыта ни у кого тогда не было, не у кого было перенять. Работали с чистого листа. Кроме того, отсутствовали внятные законы о полномочиях и правах субъектов и муниципалитетов. Каждый понимал в меру своих возможностей и занимался всем и вся. Будь то бюджетные организации федерального уровня или субъекта РФ – никто особо не разбирался. Главное, чтобы все функционировало.

Государство запустило формирование множества новых институтов: той же таможенной службы, налоговой и так далее. Обеспечения не было никакого: не было помещений, не было условий работы, людей, мебели, техники.

– В отчаяние не впадали?

– Да в принципе нет. По большому счету было некогда. Сейчас да, можно задуматься, проанализировать уже после появления соответствующих законов. Скорее, мы думали о том, как закрыть очередную проблему.

– Что вы подумали, когда узнали, что СССР закончился?

– Прежде всего – чтобы это обошлось без крови. Разводы на таких уровнях зачастую происходят очень тяжело. Было известно, что многие союзные республики имеют застарелые обиды – к примеру, те же прибалты, Азия, которая искренне считала, что ее недооценивают и не уважают.

Второе – как нам стать полноценным преемником СССР в мировом пространстве. Как будет выглядеть новая ситуация, как развестись справедливо. Отголоски этого развода до сих пор звучат. И, кажется, звучат даже громче в последнее время.

«С Богдановым мы находили компромиссы»

– Сургут не был бы собой без «Сургутнефтегаза». Что дало вам партнерство с компанией?

– Безусловно, это было основное градообразующее предприятие. У них только 2 млн квадратных метров жилого фонда было на балансе, вместе с ними – объекты коммунальной и социальной инфраструктуры, детские сады, спортивные сооружения, клубы и так далее. Объём передачи был огромный, передать надо было так, чтобы сохранить специалистов, технику и управляемость. Мы ведь не могли дать несколько месяцев на запуск и настройку управления. Таких ведомств было много: те же газовики, энергетики, нефтяники. Но масштабы иные. Где-то приходилось искать компромисс, где-то – убеждать руководство. Но жаловаться куда-то нам в голову не приходило.

Более того, мы еще на берегу договорились согласовывать планы по приватизации, таким образом определяя, что отходит городу, а что – «Сургутнефтегазу». Представляете, чтобы нефтяники оставили себе котельную, оставили водозаборные узлы?

Все это было сложно из-за того, что к энергетическим объектам были привязаны и объекты промышленные. У того же «Сургутнефтегеза» была единая энергетика. Страх перед тем, что город заберет некий объект, не сможет его эксплуатировать и загубит его вместе с производством, вполне оправдан. Это ведь не два-три объекта, не пара машин. Ясно, что коллективы было сложно передавать: зарплата нефтяников всегда отличалась от заработка в бюджетной сфере. Попробуйте перевести людей из Горводоканала, стоящего на балансе «Сургутнефтега»: они там проработали 10-20 лет, имеют социальный пакет, стоят в очереди на жилье. Сколько было сломано копий и судеб, даже в моногородах, где одни нефтяники, наподобие Когалыма. А у нас и нефтяники, и газовики, и геологи, Миннефтегазстрой, энергетики и ещё десяток ведомств с меньшим хозяйством.

– С Владимиром Богдановым общий язык сразу нашли?

– Мы с ним были знакомы задолго до того. Согласовывали, в том числе, годовые планы по капитальным вложениям и строительству объектов по заказу нефтяников. Над задачей поначалу работали заместители: если, например, социалка, то замы по социальным вопросам – его и мой. Вырабатывали документ, выносили за скобки то, что не согласовано. Тут договорились, тут все понятно, а вот это не отдадим. А мы без этого не возьмем. Потом мы встречались с Богдановым, находили какое-то решение. Оно, как правило, не удовлетворяло ни моих заместителей – они считали, что, например, я отступил и сдался, – ни его – по тем же причинам. Но поиск любого решения невозможен без компромисса: могли бы и упереться. А что дальше?

– По крайней мере, ситуация не доходила до конфронтации…

– Его заботой было не ухудшить положение. Он понимал: где гарантия, что город с этим справится? Город этого никогда не делал, никогда не имел управленческих структур, никогда не имел на балансе объектов ЖКХ, которыми необходимо управлять. Те же 20 с лишним детских садов «Сургутнефтегаза», в которых нефтяники распределяли места с небольшой квотой для горисполкома. Допустим, компания свою потребность в садах закрывает. Но если город заберет их себе, то уже не закроет – город-то не сможет распределять места по ведомственному принципу.

Простая иллюстрация: у компании есть профилакторий, там идет реабилитация сотрудников, есть своя поликлиника. Ни один руководитель не захочет просто так отдавать это городу. Так и договаривались. Богданов в плане приватизации оставлял детские сады, я не возражал, но с условием: без права этот детский сад перепрофилировать. Как только решится, что он не нужен – передашь городу. На том и решили. А спустя годы «Сургутнефтегаз», убедившись, что мы знаем, что делаем, передал нам детские сады.

Тот же ведомственный профилакторий «Сургутнефтегаза»: ну может компания его содержать, ради Бога. Но давайте договоримся, что вместо передачи вы даете городу квоту на реабилитацию в нем ветеранов. Поиск решений по каждому пункту мог быть индивидуальным.

– Нормальный подход. Тем более, компания ведь не шла на принцип «лишь бы забрать себе».

– Нет, ни в коей мере. Это тот случай, когда два здравомыслящих человека ищут решение проблемы, не то, как загнать ситуацию в тупик.

«С Филипенко были разногласия, но отношения – отличные»

– Наверное, главный вопрос. Есть определенная проблема в отношениях Сургута и правительства Югры в 90-е и «нулевые». Может быть, даже не правительства, а конкретно Александра Филипенко, явно выделявшего гигантские объемы средств на развитие Ханты-Мансийска, но обделяя иные города, в частности, Сургут. Имел место такой конфликт?

– Имел место не конфликт, имели место разные точки зрения на развитие окружной инфраструктуры. Что я имею в виду: в моем понимании, коли уж так случилось, что СурГУ стал первым университетом в Югре, то было бы эффективнее вложить средства, потраченные на ЮГУ, на создание одного университета на территории округа. Мы могли бы иметь гораздо более мощный и значимый в масштабах РФ вуз, но один, нежели сегодня мы имеем два.

Аналогичная ситуация – с распределением средств. Когда ты видишь, что наличие возможности распределять финансы приводит к тому, что в административном центре их явно больше, когда видишь, что округ позволяет себе построить подземный переход, облицевать его, потратив десятки миллионов – а сегодня это были бы миллиарды, – хотя за день в этом переходе проходят два десятка человек… За эти деньги можно было бы сделать нечто полезное и в других городах.

Безусловно, иные моменты были очевидны. Тот же биатлонный центр. Никто не пререкался, не говорил, что строить его надо в Сургуте или Нижневартовске. Ханты-Мансийск – идеальное место по ландшафту и климату, если уж на то пошло, биатлонному центру здесь сам Бог велел быть. С этим никто никогда не спорил. А вот университет…

Я просто два момента называю, но между ними – множество иных проектов. Тот же теннисный центр, ледовый дворец. Мне кажется, если бы ледовый дворец спорта был построен в Сургуте, где была школа, где были традиции детского и юношеского хоккея, то, уверяю, сургутская команда не тащилась бы в хвосте турнирной таблицы КХЛ каждый год, съедая до 1 млрд средств и ничего за это не показывая.

Вместо этого мы строим один ледовый дворец в Ханты-Мансийске, а потом понимаем, что он не отвечает требованиям КХЛ, и решаем рядом поставить еще один. Ясно, что я с этим не согласен. В Сургуте было 300 тыс. населения, в столице – не больше 60 тыс. Да тот же плавательный бассейн– для меня очевидно было абсолютно, что уж если где и строить бассейн с 50-метровой ванной, то в городе с населением в 300 тысяч человек и традициями плавательной школы.

– Вы же задавали все эти вопросы губернатору?

– Да не просто задавал. Мы говорили: мы же видим, какой объем бюджета формирует Сургут своими предприятиями. Но стоит начать распределять бюджет, как город – дотационный. Как так вышло, что у нас богатейший округ-донор, но все муниципалитеты в нем дотационные? Как так получилось, что 20 нищих скинулись и получился один богатый?

– Сколько сейчас у Сургута бюджет? 16 млрд рублей?

– Да, примерно так. Было 11 млрд, было 14, было 16. Имей бы Сургут свободные средства на инвестиции, то нам бы удалось, например, не допустить проблему со школами. Мы давно понимали, что со школами будет беда. 10 тысяч малышей ведь не сегодня родились. Все ведь очевидно.

Если обобщить: тот объем средств, которые прошли через округ за все эти годы, безусловно, мог быть более эффективно вложен в развитие округа. Я сейчас не про один Сургут говорю. Хорошо, что у нас были заделы по тем же специализированным медицинским центрам: был травматологический центр, был перинатальный, был кардиологический. Город начинал делать их за свои деньги.

У нас была идея – и я Александру Васильевичу об этом в свое время говорил, – не развивать дорогие высокотехнологические медицинские центры в каждом населенном пункте. Давайте распределим, где и что будет создано. А не будь у нас такого задела, наверняка все бы это опять ушло в Ханты.

Естественно, нам было непонятно, почему так. Александр Васильевич говорил: потерпите пять лет, мы же административный центр, обустроим все необходимые условия. Ну, ребята. Для административного центра теннисная академия – вовсе не самоцель. К примеру. Или бассейн 50-метровый. Я говорил Александру Васильевичу – давайте относиться к округу как к округу. Вам, как губернатору, должно быть больно и за Сургут, и за Нефтеюганск, и за Нижневартовск. Радость должна быть, если что-то где-то строят. А вы думаете, что если в Хантах, то это хорошо, а если Сургут, то как-нибудь он перетопчется.

– Вообще, отношения с Александром Васильевичем как развивались с течением лет, не помешали разногласия?

– Отношения отличные. Никогда не переводили ни я, ни, надеюсь, он, в личную плоскость те разногласия и разное видение по тем или иным проблемам. И сейчас видимся. Я уважаю его как руководителя, ценю, сколько он сделал для округа. Начиная отстаиванием интересов округа в том, чтобы быть полноценным субъектом РФ в составе Тюменской области, заканчивая тем, что было сделано за эти годы.

«Суперрегион на базе Тюмени не выгоден и самой РФ»

– Почти 20 лет вы были главой Сургута, правильно? Были такие ситуации за эти годы, когда приходилось действительно жестко бороться за власть? Может быть, вас выдавливали с поста, может быть, была ситуация из разряда «пан или пропал»?

– С 1991 года по 2010, да. Вообще нет. Усталость накопилась, конечно, у жителей. Когда видишь одно и то же лицо, когда слышишь, что, кажется, уже слышал не раз, когда помнишь из того, что хотели сделать, но так и не сделали. На последних выборах дело дошло до второго тура. Не скажу, что это была жесткая борьба за власть, скорее, это был некий эксперимент одного из оппозиционеров, который хотел пройти на этой усталости, на трудностях, в том числе и на несколько натянутых отношениях с округом в последние годы, на моментах, которые виделись замедлением развития города – в силу того, что бюджет не позволял уже вкладывать средства, к примеру.

Но когда он вышел во второй тур, то сам признал, что заигрался. Я же, говорит, либо завтра застрелюсь, либо меня посадят, если не дай Бог пройду. Он понимал, что поиграть в выборы и даже достичь какого-то результата это одна история, а прийти, сесть в это кресло и работать – совсем другая. Игры на этом заканчиваются.

– Уже говорили насчет совмещения должностей выше. А как так вышло, что глава города одновременно заседает в Тюменской областной Думе?

– Закон этого не запрещал, когда мы избирались. Если уж говорить о смысле, то это как раз тот случай, когда интересы округа, вполне логично, должны представлять люди, которые знают и понимают предмет. Знают, в чем эти интересы состоят, и знают, как сформулировать все это в областной думе. Если правильно помню, в третьем созыве, по сути, от округа и были депутаты, которые заменили заместителей Филипенко – Олега Чемезова, Павла Митрофанова, ещё кого-то. А потом пришли мы: Борис Хохряков из Нижневартовска, Александр Викторович Сарычев из Сургутского района, Александр Валентинович Клепиков из Нефтеюганска, царство ему небесное, и я. Тоже неспроста. Во-первых, как фигуры проходные, во-вторых, люди, по сути, представляющие округ в полном смысле этого слова. Кто еще знал предмет взаимоотношений округа и области более четко?

– Сейчас бы такая схема была жизнеспособной или это уже бессмысленно?

– Поскольку постольку. Мы ведь тогда пришли, когда даже соглашения еще не было, не было 95-ФЗ, в период, когда все отношения строились, по сути, на личном уровне между губернаторами. Потом, когда появился закон, появилось соглашение между главами, появилась программа «Сотрудничество», особого смысла в таком представительстве уже не было.

– Одна из главных страшилок в Югре – окончательное объединение округа с Тюменской областью. Как вы считаете, пошло бы оно на пользу Югре и Ямалу? Откуда вообще взялась эта идея?

– Эта «страшилка», как вы выражаетесь, действует столько, сколько я себя помню. Не думаю, что этим в обозримом будущем кто-то займется. Конечно, утверждать сложно. Скорее, объединение субъектов федерации идет там, где один из них недееспособен финансово. Второй, мощный, рядом, и объединить их, сделав единую территорию, вполне логично. Тюменская область состоит из трех достаточно дееспособных субъектов. Все они – регионы-доноры, самодостаточны по бюджету, развиты во всех отношениях. Объединение, создание некоего супермощного субъекта, на мой взгляд, невыгодно даже самой РФ.

– Вы говорите по поводу недееспособных. Буквально ведь несколько лет назад звучала мысль об объединении ХМАО с Курганской области?

– Да это уже на уровне бреда. Да, победнее, но тоже полномасштабный регион. Почему надо его к кому-то присоединять? У нас хорошо проработанные механизмы перераспределения средств через федеральный бюджет, через дотации, субвенции, фонды выравнивания и так далее, все такие вопросы вполне решаемы.

– Не так давно проходила реформа местного самоуправления, в ходе которой появился институт сити-менеджеров. Сейчас все вернулось обратно, только глав мы выбираем через депутатов. В общем, чехарда некая. Как вы считаете, принцип разделения на главу города и главу администрации – он хороший или плохой? Как мы должны выбирать глав сегодня?

– В двухголовую систему сам по себе заложен конфликт. Он может быть явным, может быть неявным, может где-то долго тлеть, но рано или поздно вспыхнуть. Мы прекрасно помним историю малых советов, как их распускал Борис Николаевич Ельцин, когда эти самые советы стали забирать на себя слишком много полномочий, ни за что, по сути, не отвечая. Мы поняли, что идем в никуда. На мой взгляд, нормальная система выборного главы муниципалитета, нормальное формирование представительного органа с председателем думы как таковой, достаточно эффективно работала. Но такое чувство, что мы постоянно в поиске оптимального решения. Но зачастую ищем не там, где потеряли. Мы должны говорить о том, что надо бы больше беспокоиться о достаточном бюджетном обеспечении муниципалитетов. Когда бюджет не закрывает и трети функций, отнесенных к полномочиям муниципалитета, когда в него еще и передан ряд полномочий субъекта, то, как бы мы не меняли конфигурацию власти, ничего не изменится.

Надо поступать честнее. Если мы говорим о том, что муниципалитет – под свою ответственность и за свои средства – решает вопросы местного значения, то на решение этих самых вопросов должно быть достаточное количество средств. Хотя бы неизбежные текущие затраты. Я согласен, что инвестиционная составляющая может быть обеспечена через федеральные и региональные программы, где объекты финансируются из бюджетов вышестоящего уровня. Хотя и бюджет развития, безусловно, должен позволять не бегать за деньгами на ремонт каждого двора, мостика и тротуара в правительство округа.

– Вы так говорите, будто у вас наболело.

– Да нет, просто это давно очевидно. Понимаете, это то же самое, как если вам надо что-то купить, а денег на это нет. И вместо того, чтобы решать и думать, где взять денег, вы всей семьей ругаетесь на тему того, кого за этой самой покупкой послать. Да кого ни посылай, он без денег не купит.

«Богданов никогда не пытался помочь мне с городом, я ему – с добычей нефти»

– В 2010 году вы покинули пост главы Сургута, заступили на должность уполномоченного по правам человека в Югре. Почему этот пост?

– Задолго до этого в округе был принят закон о создании такого института. Но никто туда не назначался. Пришли к выводу в руководстве округа, что можно позволить себе создать этот институт, что человек, который это может сделать, тоже имеется. Так, собственно, и предложили.

– В добровольно-принудительном порядке?

– Ну что значит в принудительном. Во-первых, принудить меня к чему-то в это время уже вряд ли кто-то мог, хотя бы в силу того, что я уже достиг пенсионного возраста. Да и вообще в принудительном порядке мне как-то делать что-то в жизни не приходилось. Я уже говорил, что в свое время было предложение пойти на должность первого зама в окружной исполком, потом пойти вместо Шафраника в губернаторы Тюменской области – но никто так и не понудил, раз уж я не согласился. Хотя в те времена до пенсии было еще работать и работать. Безусловно, никакого понуждения не было, было предложение, я согласился, почему бы и нет.

– Новое что-то для себя открыли?

– Интересно, но сложно. Потому что, вольно или невольно, воспринимаешь все проблемы, жалобы, обращения через призму уже сформировавшегося в тебе руководителя исполнительного органа. И там, где надо было бы, помогать гражданину, искать тех или иных руководителей, которые недорабатывают, ты прекрасно понимаешь, что эта конкретная проблема законным путем решена быть не может. Например, не выделяется жилье сколько-то лет конкретному человеку. Я как председатель исполкома и глава города прекрасно знаю, что эта проблема не решается, нет смысла обращаться к главе города или губернатору. Без этого опыта, без этой призмы, человек что делает? Он говорит: ну, сейчас будем помогать, напишем всем и вся, как так, не даете квартиру. Честно сделает, не кривя душой, желая помочь. Понятно, какой ответ он получит, я это прекрасно знаю. Я для себя смысла в этом не вижу, все очевидно. Поэтому, может быть, защита прав человека это некая работа, которая должна вытекать из предыдущего опыта в этой области, в этой ипостаси.

– Ну, получается, что к вам люди на прием приходят, а вы сразу с порога им заявляете, что ничего не получится.

– По крайней мере, я мог спокойно и внятно объяснить, что, почему и как, если вопрос не решается. А если помочь действительно можно, то я всегда знал, как человек должен действовать, куда обращаться и с чем. В этом отношении было легко.

– Были ситуации с решениями «по звонку»?

– Ну, если я вижу, что человек действительно прав и ему положено требуемое, то спокойно можно было позвонить тому или иному главе, его заместителю. Опять же, с такой позиции, что лапшу на уши мне навешать нельзя, рассказать какую-то небылицу. Бывает, читаешь ответы на обращения, спрашиваешь: ну ты сам-то читал, что написал? Это ж неправда всё.

–Как складываются сегодня отношения с Натальей Владимировной Комаровой, с вашими преемниками на посту – Дмитрием Поповым, Вадимом Шуваловым?

– Отношения ровные. В свое время я принцип соблюдал, когда меня спрашивали про отношения с Владимиром Богдановым – дескать, через что они хорошие. Я всегда отвечал: через то, что я никогда не пытался помогать ему добывать, перерабатывать и продавать нефть, а он не пытался помогать руководить городским хозяйством. За счет этого отношения хорошие. Ни он на мое поле не заступает, ни я на его. Ценю его как специалиста, который и без меня все прекрасно знает. Он ценит те же качества во мне, никогда не советовал, как поступить с городом. Хотя кто-то думает, что отношения у нас развивались, как в наших нефтяных городах. Тот же Когалым как пример.

Так точно и с главами муниципалитетов. Та же должность уполномоченного по правам человека и предложена была мне неспроста, и я ее принял неспроста. Наталья Владимировна опасалась, что я, будучи в городе, буду стягивать некое внимание и оттенять нового главу города, мешать ему работать. 20 лет отработать, не секрет, что вся городская среда была заточена. Плюс – работники самой администрации. Я вас уверяю, что любой звонок, любая моя просьба наверняка выполнялась быстрее и эффективнее, чем любой приказ нового главы города. Поэтому мне и была предложена должность вне города.

Я нашел в себе силы, что называется. Дал телефоны, будут вопросы – звони. То, до чего ты доберешься через год, я смогу за 15 минут объяснить. Сочтешь, что так лучше и эффективнее – ради Бога. Вот специалисты, никто из них не пришел по блату, с улицы, все они профессионалы. Найдешь лучше – ставь, не найдешь – лучше не трогай, оно будет работать. И это на самом деле работало. Точно так же с Вадимом Шуваловым. Нормальные отношения, не первый день его знаю. Как у него получается – тут разные мнения есть, я не встреваю. Либо надо руководить, либо не лезть.

– Грубо говоря, вечером звонят с просьбами: «Александр Леонидович, не понимаю, помоги!». Бывало такое?

– Нет. Не приучал. Я и в отпуск если уезжал, то телефон, по сути, выключал. Заместителям говорил: если бы не доверял, то не оставил бы. Дурацкая привычка – позвонить руководителю, где бы он ни был, не зная, что он делает, знает ли предмет, во что сейчас включен, а потом сказать «А мы же вам звонили!». А он на пляже лежал, пиво пил, что он может посоветовать, не включившись в проблему?

«Самое трудное время стало самым приятным»

– Теперь несколько кратких вопросов. В жизни к чему стремитесь?

– Достойно прожить.

– Ваше главное достижение на посту главы Сургута?

– То, что я в Сургуте сегодня спокойно живу, комфортно себя чувствую, со мной здороваются все, кто проходит мимо, могу находиться в любом обществе, в любой компании. Люди до сих пор относятся с уважением, просят сфотографироваться.

– Нужны Югре полноценные выборы губернатора?

– Почему только Югре? Они нужны всей России. У нас заложено по умолчанию разведение по уровню. Глава области избирается прямыми выборами всей области, а главы округов – назначаются. А если учесть, что в подборе кандидатов участвует глава Тюменской области, то формируется некая иерархия.

– На ваш взгляд, как округ изменился за последние семь лет? Смена правительства и главы региона пошла на пользу конкретно Сургуту?

– Во всяком случае, мы не меняли принципы построения межбюджетных отношений. Может быть, несколько справедливее распределяются инвестиционные ресурсы по программам, как следствие, оживилось строительство некоторых объектов в муниципалитетах. Просто в силу того, что такой концентрации ресурсов в Ханты-Мансийске больше не наблюдается. Объекты на территориях требовали вложений, ждали своей очереди. Дождались. Насколько это связано со сменой губернатора? Может быть, и связано. Я этого не исключаю.

– Есть решения, о которых сожалеете, которые поменяли бы сейчас?

– Я никогда не предъявлял своим предшественникам претензий, что они в свое время приняли неправильное решение. И себя, считаю, тоже не могу в этом упрекнуть. Ты никогда не сможешь вернуться в ту ситуацию и попасть в обстоятельства, которые заставили принять то или иное решение – экономические ли, финансовые, кадровые и так далее. Да, сегодня можно сказать, что тот или иной вопрос можно было решить иначе. Но это – с позиции сегодняшнего дня. А тогда, может быть, иных вариантов не было. Возможно, это было самым правильным решением на тот период.

– Период работы, вызывающий самые теплые воспоминания?

– Бывает, что самое трудное впоследствии оказывается и самым приятным. Это мой случай. 90-е годы, до 2000-го. Самые напряженные, самые необычные по скорости происходящих изменений, по калейдоскопу событий, по концентрации, год на год не похож абсолютно. Эти годы были и самыми напряженными, и самыми интересными. Тогда было позволено принимать много решений, ответственных решений, которые во многом позволили сегодня видеть тот город, который мы видим за окном. Плюс это совпало и с возрастом, когда задора еще до дури, а опыта уже достаточно, чтобы не делать глупости и приносить пользу.

– Мечта, которой так пока и не удалось добиться?

– (смеется) Да нет. Я, в общем-то, не из фантазеров, да и не в том возрасте, чтобы говорить о мечтах. Скорее, есть желание, чтобы наступила какая-то стабильность, дающая уверенность в завтрашнем дне, спокойствие. Не такое сытое спокойствие, что, дескать, все будет хорошо, а спокойствие за то, что мы знаем, что делаем и куда движемся. Это не только и не столько относительно себя, слава Богу, уже пожил и со многими вещами готов смириться. Но, думая о будущем, о детях, о внуках, о поколении, которое приходит, хотелось бы, чтобы некое спокойствие и уверенность – подчеркиваю, в выбранном пути, в том, что с нами те, кто понимают, куда они нас ведут, – у этого поколения были.

– Можете назвать пару примеров югорских или даже уральских политиков, деятелей, которые у вас вызывают настоящее уважение? Которые должны стать примером для подражания?

– Очень мне нравится Сергей Семенович Собянин, методы его управления, умение добиваться поставленных задач, формировать эти задачи и команды под них. Очень уважаю, всегда мне нравилась взвешенная политика по всем вопросам, грамотная, выверенная, аргументированная позиция Любови Александровны Чистовой. Александра Васильевича Филипенко мы уже упоминали. С этим человеком, безусловно, связан огромный период развития округа, заложен тот потенциал, который до сих пор работает. Не могу не уважать этого человека. Есть ряд глав администраций, которые мне были понятны, симпатичны в своей работе. В силу умения и желания познавать, желания сделать лучше. Счастье наших городов в том, что в 90-е и 2000-е годы пришли люди, которые искренне хотели сделать лучше. Не пожить, поруководить, надув щеки, что, мол, большие руководители. А хотели и делали всё, от них зависящее, чтобы города и районы росли.

Это потом все стали считать, что все чиновники пришли только для того, чтобы денег наворовать. А пока нам этого не рассказали из ТВ и СМИ, то мы и не знали, что мы для этого работали. Может быть, уже надо перестать на каждом углу говорить о коррупции. Мы борьбу с коррупцией возвели в ранг государственной задачи, хотя, по сути, это техническая задача, которая должна решаться при любой власти. Не может быть борьба коррупцией никакой целью.

Фотографии предоставлены «Ugra-news.ru»

Андрей Загуменнов