Легенды уральской политики. Беседа третья. Владимир Мостовщиков: «Никто не вызывал меня на ковер после проигрыша на выборах»

Наш сегодняшний собеседник – полковник советской армии, которые после отставки создал и возглавил один из лучших региональных избирательных комитетов страны, стал автором первого избирательного кодекса, судья Уставного суда Свердловской области Владимир Мостовщиков.

«УралПолит.Ru» продолжает публиковать беседы с уральцами, оставившими свой след не только в уральской, но и российской постсоветской политике. Наш сегодняшний собеседник – полковник советской армии, которые после отставки создал и возглавил один из лучших региональных избирательных комитетов страны, стал автором первого избирательного кодекса, судья Уставного суда Свердловской области Владимир Мостовщиков.

Часть 1: «Когда уволился из армии, я знал, кем хочу работать»

«О военной службе мечтал с детства»

– Давайте начнем сначала: молодое поколение свердловчан знает вас в первую очередь как главу облизбиркома, но до этого вы почти 20 отдали службе в Вооруженных силах. Расскажите, как Вы попали в армию, как потом оказались в Свердловске?

– Армия была моей мечтой с детства. Когда я еще учился в начальной школе, у меня была такая книга: «Алые погоны», про суворовцев, про их жизнь. Я хотел уже тогда поступить в Суворовское училище. Туда можно было поступать после четвертого класса, в 10-11 лет. Жили мы трудно, меня воспитывала мама. И когда я уже начал оформлять документы, отец узнал об этом и приехал, стал меня отговаривать, говорить, как там трудно, что 25 лет нужно будет служить. Они меня тогда убедили. После седьмого класса я вернулся к этой мысли, но там была очень сложная система отбора и сложилось так, что у меня не хватило аргументов, чтобы попасть в Суворовское училище. Потом эта мысль из головы ушла и уже после школы, после того, как я начал служить в армии, на втором году службы, мой товарищ с Южного Урала собирался поступать в Курганское высшее военно-политическое авиационное училище. Мы служили в ВВС, служба шла хорошо, и я подал документы перед увольнением в запас. В мае у меня завершалась служба, а в июне уже можно было поступать. Но тут у меня тяжело заболела мама, написала письмо, что ей предстоит тяжелая операция. Я отозвал рапорт, мама к моему возвращению операцию перенесла хорошо и встречала меня в добром здравии. И я поступил в омский политех, начал учиться.

– Но мысль о карьере военного не оставили?

– Моя хорошая знакомая, моя будущая жена, которая знала о том, что я мечтал стать военным, сказала мне, что в Новосибирске есть общевойское военно-политическое училище. Я недолго думая, а это было в начале сентября, собрался и поехал. Приемная комиссия еще работала, у меня были льготы, школу я закончил с медалью, но набор закончился. Может быть, если бы кто-то помог, то меня, возможно могли бы взять – шла первая неделя сентября, у курсантов был курс молодого бойца, а я после армии, учебных дисциплин никаких не было. Секретарь приемной комиссии подполковник Чернов, как сейчас его помню, хороший был человек, офицер, сказал мне: приезжай через год. С этой мыслью я поехал домой.

– И приехали?

– После нового года я пошел в облвоенкомат и начал оформлять документы, военкомат отправил их в училище. Я отлично учился в политехе, и никто не знал, кроме моей подруги, что я собираюсь в военное училище. В июне я досрочно сдавал сессию, все экзамены сдал, и у меня оставалась «начерталка», она трудно мне давалась. Задачу я решил, первый вопрос ответил, а второй трудный был. Она открыла зачетку увидела, что там все оценки «отлично» и стала говорить, что поставит «хорошо». Я сказал, что мне все равно, потому что я уезжаю в военное училище поступать. И она мне поставила «отлично». Я приехал в военкомат, там мне сказали, что вызов на меня не пришел без объяснения. Тогда я поехал на свой страх и риск. Приехал на вокзал, взяли с ребятами, кто из Омска был, такси, поехали в Академгородок. Дежурный по училищу нас встретил и повел через лес, привел в палаточный городок. Зашли мы в палатку, там вообще ничего нет – бетонное основание и доски лежат – на них и спать. Я в костюме, в белой рубашке, лежу на этой доске и думаю: «Куда ты попал? Учился блестяще, прекрасный факультет, уникальная специальность – космическая микрокриогенная техника, единственная на весь Союз, чего тебе надо?». Под утро я задремал, а утром – солнце, погода хорошая, настроение получше стало. Нас повели к командиру роты абитуриентов капитану Беленькому. Он посмотрел мои документы – медалист, после армии, у него сразу планы на меня. В приемной комиссии был подполковник Чернов, узнал меня, обрадовался. Он сказал, что документы мои отправили. Оказалось, что «зарубила» медслужба по близорукости. Тем не менее, капитан его как-то убедил, в состав абитуриентов меня включили, и мне оставалось сдать один экзамен – «История» была. Я сдал и попросился домой, чтобы маме сказать, что я поступил в Новосибирск, и обещался вернуться к заседанию приемной комиссии. Я взял с собой экзаменационный лист, приехал домой. Мама обрадовалась, спрашивает – все хорошо? Все хорошо, говорю, и протягиваю ей экзаменационный лист. Она взяла, прочитала, села и стала плакать. Отец говорит, мол, что плачешь? Парень проучится, офицером станет, все будет нормально. На заседании все смотрят мое личное дело, экзамены, все хорошо. Дошли до медслужбы, а начальник медслужбы и говорит: «Он не сможет у нас учиться – он близорукий, а у нас дневной свет, он вообще зрение потеряет». Все в таком настроении грустном, я понимаю, что все – «труба». И тут начальник училища, генерал Зибарев говорит: «А давайте возьмем в качестве эксперимента, посмотрим, что получится?» Так я стал курсантом. В 22 года я поступил, в 26 стал лейтенантом. Ни одного дня я не жалел, что сделал такой выбор. Служба у меня шла очень хорошо, была блестящая карьера, но революция 1991-1993 годов привела к тому, что я понял, что пора службу завершать. Прослужив полностью 25 календарных лет, я вышел в отставку.

«Я поработаю, а вы на меня посмотрите»

– Однако, казалось бы, служба в армии и сфера организации выборов весьма посредственно связаны между собой? Как у вас такой поворот произошел?

– Я закончил политическое училище и еще лейтенантом занимался организацией выборов в армии, солдаты ведь тоже голосуют. В армии все избирательные кампании организовывали политработники. После училища я служил в Германии и был там председателем участковой избирательной комиссии – дивизия стояла отдельным городком. Что такое УИК я знал по личному опыту, потом я служил на достаточно серьезных должностях и занимался уже организацией выборов. И в Уральском военном округе в 1993 году я был начальником отдела политуправления, докладывал на военном совете, организовывал все кампании. Поэтому, что такое выборы я знал, как их организовывать – тоже, законодательство не досконально, но знал. Тогда пошли преобразования, новые нормативные акты, новая Конституция, новое положение о выборах. Я загорелся этой идеей и в 1993 году меня от военного округа ввели в состав областной избирательной комиссии, мы проводили мероприятия по организации всероссийского референдума по принятию конституции и первого созыва Совета Федерации. И я уже для себя принял твердое решение, что на будущий год, когда будет 25 лет моей службе, я из армии уйду, уже понимая, чем буду заниматься дальше.

– Облизбирком на тот момент уже был оформившейся структурой, что он из себя представлял тогда?

– В составе областной избирательной комиссии были достойные люди, например, Михаил Иванович Кукушкин, другие коллеги. В 1994 году, когда началась избирательная кампания по выборам в областную думу первого созыва, я проявил инициативу и предложил коллегам: давайте я поработаю, вы на меня посмотрите, вдруг мы найдем общий язык. И мы начали проводить зимнюю кампанию в областную думу и органы местного самоуправления. Я работал вечерами до поздней ночи, мы готовили нормативную базу, потому что ее просто не было. Семинары проводили. У меня была соответствующая подготовка, меня избрали заместителем Кукушкина. Весной стали формироваться региональные избирательные комиссии как постоянно действующие органы, меня ввели в ее состав, замом я остался. И стал решаться вопрос о том, кто будет работать на постоянной основе – председатель или его зам, но Кукушкин был ректором юракадемии, он отказался. А я перед увольнением пошел в отпуск, потом госпиталь, которые полагался при увольнении, и уже 1 сентября я оформил документы на увольнение. 1 сентября меня уволили в запас, и 1 же сентября приняли на работу на должность заместителя председателя областной избирательной комиссии. Так я стал работать в облизбиркоме.

«Непонятно – спрашивай»

– На тот момент вся эта структура только формировалась, с чем Вы столкнулись на начальном этапе, что было сложным, интересным?

– Первое и самое основное – надо было сформировать этот орган. Если Вы помните те годы, была острая политическая борьба между двумя основными течениями. Так получилось, что я по своим убеждениям был сторонником той политики, той идеологии, которой придерживался Эдуард Россель. Я работал в региональной избирательной комиссии. Меня на работу принимал глава администрации. Нужно было создавать областную нормативную базу, потому что федерального законодательства не было, были только временные положения. Нужно было принимать устав области, закон об избирательной комиссии, закон о выборах всех уровней власти. И так получилось, что у меня сложились тесные контакты с комитетом по законодательству, его председателем был Антон Баков. Мы с ним тесно сотрудничали, я участвовал в подготовке всей нормативной базы, в заседаниях областной думы. Представители главы администрации не очень были довольны тем, что я не только участвую в этом процессе, но и выступаю на стороне тех нормативных актов, которые вносила областная дума и ее комитет по законодательству. Ну и, в частности, я участвовал в формировании устава области, я участвовал в публичных слушаниях и достаточно плотно участвовал в формировании нормативной базы. Подготовка у меня была достаточно серьезной, я закончил академию общественных наук при ЦК КПСС, и там решался вопрос, какой диплом нам давать – юриста или политолога. Мы, слушатели академии – говорили о том, что политологи в России еще долго не потребуются, а юристы нужны сегодня и сейчас. Но какие-то позиции возобладали больше, и мы получили дипломы политологов, а не юристов.

– Это какой год был?

– Это уже был 1992 год. Мы должны были закончить в 1991, но из-за известных событий выпуск отложили. А подготовка, которую мы получили, была достаточно серьезная. И когда мы приняли устав в 1994 году, в конце года приняли федеральный закон о гарантиях в первой редакции. Тогда был первый сбор председателей комиссий субъектов. Первый и последний раз в ЦИК учили целую неделю и мы все это время работали над этим проектом, вносили свои предложения. Там была Валентина Яковлевна Шебунова, она была руководителем аппарата ЦИК, мы сидели рядом в аудитории. И вот идет учеба, а я сижу, бурчу под нос. Она меня спрашивает: «Что ты бурчишь?» А я говорю, что мне непонятно. «Непонятно – спрашивай!». Я тогда был самым активно спрашивающим участником семинара. А когда вернулся, я еще более активно работал над всеми проектами законов о выборах губернатора и областной думы, глав муниципальных образований, муниципальных дум – это все были отдельные законы, которые нужно было разрабатывать и принимать. Приняли закон о формировании избирательной комиссии и встал вопрос о ее формировании. Все это сложилось к весне 1995 года и пошел процесс формирования.

«Семь «за» – семь «против»

– Состав и структура сильно изменились?

– Семь человек назначалось от областной думы, семь – от администрации области. Я попал в число семерых от областной думы. В конце мая 1995 мы сели на первое организационное заседание – начали в 15 часов, а закончили в три часа ночи, избрав председателя комиссии и его заместителей. Неоднократные голосования заканчивались тем, что семь голосовали «за», семь «против» – председатель не избран. А мы, группа облдумы, были сторонниками того, что комиссия в обязательном порядке должна приступить к работе, поскольку, в противном случае выборы губернатора будут невозможны. Мы считали, что выборы губернатора должны обязательно состояться, а комиссия не должна быть препятствием.

– Как удалось разрешить такую патовую ситуацию?

– Мы сидели за большим столом – семеро с одной стороны, семеро с другой и я сказал Владимиру Примакову, покойному уже, царствие ему небесное: «Давайте так: я публично при всех говорю, что я за тебя, и проводим выборы». Тайное голосование, бюллетени, и мы избираем Примакова председателем комиссии. Наша группа изначально предлагала Гричука Анатолия Григорьевича, мне тоже предлагали, но я сказал, что не могу дать согласие, не считаю, что достаточно знаю область, не обладаю достаточным опытом, никогда я такую крупную кампанию не проводил. Замом – готов, а председателем – нет. Избрали меня заместителем, а с секретарем – та же история – семь «за» и семь «против». В итоге решили, что секретаря мы не избираем, но постановлением комиссии полномочия секретаря возместили на меня. В таком состоянии мы и пошли в кампанию – согласия нет.

– Получается, что компромисс решил судьбу первого заседания, но как работали дальше, ведь решений нужно было принимать много?

– Областная дума в числе семерых назначила тех, кто профессионально занимался выборами и был готов заниматься серьезной организаторской работой. Мы считали, что в ходе кампании люди с той половины гласно или негласно станут сторонниками нашего подхода, что нужно организовать кампанию и провести в соответствии с принятым законом о выборах губернаторов. И оснований для конфликта просто не может быть, потому что мы – сторонники закона. В результате, в комиссии к середине июля сформировалось такое здоровое ядро. Несколько членов комиссии постоянно работали в области, с городскими, районными, участковыми комиссиями, потому что закон новый, нужно его было со всеми изучить, практически освоить, чтобы нормально все принимали. Плюс ко всему, тогда ведь была свобода выдвижения кандидатов: выдвигали партии, избирательные блоки, группы избирателей выдвигали кандидатов, для этого они собирали подписи, их нужно было принимать, проверять. Словом, работа была очень тяжелая, напряженная. И получилось так, что в этой работе все встали «по одну сторону стола». А председатель комиссии как-то сторонился этой рутинной черновой работы, в область практически не ездил и, по сути, осуществлял представительские функции. К концу избирательной кампании, а выборы проходили в два тура, комиссия сложилась в нормальный дружный коллектив. Первой задачей было создать коллегиальный орган, с ней мы справились. Кроме того, получили навык организации такой серьезной кампании как выборы губернатора. И комиссии на местах мы хорошо обучили, никаких конфликтов, жалоб на работу областной и других комиссий в ходе кампании не было. Ну а уже по завершении кампании комиссия освободила председателя от обязанностей, выразив ему недоверие, а я стал председателем комиссии. Так, с 1995 года по 2012 я был председателем комиссии.

«Екатеринбург должен стать образцовым по выборам»

– Ведь Свердловская область была, по сути, пионером во многих процессах, в плане законодательства, Россель выдвигал много инициатив, которые потом транслировались с регионы. Чувствовали ли вы особую ответственность в работе, когда на вас смотрела, можно сказать, вся страна?

– Это действительно так, устав Свердловской области, наши законы о выборах, они были для многих субъектов как учебное пособие, это общепризнанно. Потом, мы были сторонниками того, что законодательство избирательное нужно кодифицировать. И уже в 1997 году была создана рабочая группа, ее возглавил ректор Юридической академии Михаил Кукушкин, мы первыми в России разработали этот кодекс, его утвердили и приняли. С этого времени у нас выборы проходят на основании этого одного нормативного акта. И таких субъектов по сей день не так много. А наша областная дума, ее депутаты приветствовали такой новаторский подход, наши предложения, которые мы вносили после каждой кампании. Эти поправки принимались, закон совершенствовался.

– Вы сказали, что были сторонником идеологии и подходов Росселя, а как в целом у вас складывались отношения с ним и с Аркадием Чернецким.

– В избиркоме мы всегда были сторонниками того, что какие-то политические и идеологические моменты нас не могут и не должны касаться. Нам важно, чтобы все соблюдали закон. Когда я встречался в Москве с коллегами, – нас довольно часто собирали в ЦИКе, – все часто делились, спрашивали друг у друга, как складываются в субъекте отношения с губернатором, с заксобранием, с мэром столичного города. И когда я рассказывал о том, что у нас губернатор никогда не вмешивался, никаких указаний не давал, мне говорили: да брось, такого не может быть. Я им отвечал, что мне, видимо, просто повезло с губернатором, в отличие от вас.

– Хотите сказать, что работая в одном здании, губернатор не оказывал на Вас влияния?

– Я не могу сказать, что мы встречались достаточно часто, но задолго до новых выборов мы, конечно, общались. Случалось, он мне говорит: «Владимир Дмитриевич, ну что ты торопишься, еще целый год до выборов». Я ему отвечаю: «не год до выборов, а уже три года упущено. Надо готовиться». У меня всегда были предложения по линии избирательной комиссии при содействии и заксобрания и правительства, других органов управления, план по конкретным мероприятиям в связи с подготовкой очередной избирательной кампании. Я всегда приходил с программой. Россель детально знакомился с ней, заинтересованно, и не было случая, чтобы он говорил, что это не надо делать, а это сюда перенести, я вот это буду делать, а Вы мне помогайте – такого не было никогда. Он знакомился, давал добро. Обычно это было во второй половине года. Я просил учесть финансовое обеспечение для избирательной комиссии. Нам давали какие-то средства на проведение предвыборных мероприятий. Поэтому, могу сказать, что у нас было взаимодействие на основе закона, статуса избирательной комиссии области. Ведь бывали случаи, когда на выборах депутатов областной думы команда, как сейчас говорят, губернатора, проигрывала. В 1998 году на выборах депутатов областной думы они проиграли команде Чернецкого. И никто не вызывал меня на ковер, никто не возмущался: как Вы могли допустить, что мы проиграли. А проиграли по совершенно объективным обстоятельствам: плохо работали, плохо организовывали кампанию, вот и проиграли. Или, допустим, когда проводились крупные федеральные кампании, я знаю, что определенные установки давались по активности избирателей, по процентам голосов. Но чтобы кто-то говорил: делайте все необходимое, чтобы вот такой процент был – такого не было никогда.

– А с Чернецким?

– История нашей области известна, было определенное противоборство между городом и областью. Аркадий Чернецкий участвовал в выборах губернатора, был кандидатом и даже не выходил во второй тур. Одновременно с этим он выигрывал выборы мэра «в одну калитку». Думаю, что Аркадий Михайлович не может сказать, что областная избирательная комиссия каким-то образом мешала проводить ему эти выборы – ничего подобного. Но учитывая, что мы областной, государственный орган, это противоборство было направлено, в том числе, на избирательную комиссию области. Одно время, в ходе одной из избирательных кампаний напротив моего дома были вывешены плакаты, растяжки с таким содержанием: «Всем спасибо, все свободны. Мосизбирком». Действительно, когда заканчивались заседания, я эту фразу произносил. А потом, мы посоветовались с коллегами и решили проявить инициативу. Я напросился на беседу с Чернецким, пришел к нему и сказал, что мы хотим, чтобы Екатеринбург в плане подготовки и проведения выборов был образцовым, мы не претендуем на власть в городе, нам этого не надо. И надо отдать должное Аркадию Михайловичу, он это услышал и потом, достаточно продолжительное время мы работали в тесном контакте – администрация города, избирком области, районные комиссии, администрации районов – вместе готовили и проводили все кампании в такой дружной работе.

«Эти два парня будут неотлучно с Вами»

– Известен принцип «важно не как проголосуют, а как посчитают», а в 90-х с этим соединялся принцип «братва рвется во власть». Сталкивались ли в с криминальным давлением со стороны ОПС «Уралмаш», Федулева того же, других структур?

– В моей практике было две таких ситуации. Одна была связана с дополнительными выборами депутата Государственной думы в 1998 году. Тогда, однажды в мой кабинет поздно вечером, уже после рабочего дня, вошли начальник главка полиции и начальник УФСБ. Они мне говорят: там в приемной сидят два парня, с этого момента они будут неотлучно с вами. Они сопровождали меня три месяца. У меня водитель даже в шутку возмущался: почему только меня охраняют, ведь если будет покушение, ему тоже опасность угрожает, может быть и дополнительная плата нужна. Я не знаю, надо было это или нет, но три месяца так было.

– Это сотрудники ФСБ были?

– Да, это были сотрудники ФСБ. Потом была ситуация уже на очередных выборах в Государственную думу в 1999 году. В Серове было заседание окружной комиссии по регистрации одного из кандидатов. Я туда поехал, потому что понимал, что окружной избирательной комиссии будет сложно принять решение на основе закона, я туда приехал сразу после обеда. Здание администрации было взято под охрану вооруженных сотрудников милиции. Заседание закончилось и меня сопровождали от Серова до Невьянска, потому что опасались, что что-то может произойти. Но напрямую какого-то давления, угроз, чего-то такого – не было.

– И чемоданы с деньгами не заносили?

– Нет, такого не было. Может быть, это связано с тем, что мы работали максимально открыто и максимально гласно. Такого не было, чтобы мы в кулуарах готовили некое решение, о котором никто ничего не знал. Была, правда, в 1997 году интересная ситуация, связанная с выборами в Госдуму по Орджоникидзевскому району. Я приехал туда, привезли подписные листы одного из кандидатов. Пришел сам кандидат и его «группа сопровождения». Комиссия сидела в конференц-зале, я ознакомился с документами и говорю председателю, что здесь без графологической экспертизы документы принимать нельзя, потому что невооруженным глазом видна подделка. Они сидят, слышат, что я говорю. А я предлагаю поехать в лабораторию судебной экспертизы. Такое положение было, опасность существовала, но, надо отдать должное, никто никаких попыток не делал, не задавал нам вопросов – они видели все, как мы принимали решение, собрались, сели в машину и уехали. Сложная была ситуация.

«Конфликты были, коррупции – нет»

– А вообще можете припомнить случаи, когда были какие-то коррупционные преступления связанные с сотрудниками избирательной комиссии?

– Нет. У нас такого не было. Помню был случай в конце 1990-х годов в районной комиссии при проверке подписных листов была допущена серьезная ошибка, председателя комиссии привлекли к ответственности. А коррупционных историй точно не было.

– Коллеги рассказывали о довольно скандальной истории на выборах главы Сысертского района, когда Вы лично присутствовали в ТИКе и якобы в какой-то момент уединились в помещении для подсчета бюллетеней. А потом победил Максим Серебренников, который не считался, в общем, фаворитом. Что тогда произошло?

– Да, это была кампания 2009 года. Выборы главы были очень конфликтными, я всю избирательную кампанию держал выборы под контролем и в день голосования находился там. Суть конфликта прошла все судебные инстанции вплоть до Верховного суда РФ, это не просто избирком что-то придумал, Мостовщиков решил что-то. Факты подкупа на отдельных избирательных участках, подвозы избирателей, организация досрочного голосования за какие-то подарки, деньги – это доказать не удалось, хотя признаки были. А что касается голосования в психоневрологическом диспансере, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, и, в конечном итоге, выборы главы были отменены – был произведен повторный подсчет голосов, повторное подведение итогов – это да, имело место. Права избирателей были попраны одним из кандидатов и его командой. В итоге, на этом участке выборы были признаны недействительными и решение районной избирательной комиссии о результатах выборов также было признано судом недействительным, ей вменили в обязанность провести пересчет и повторное подведение результатов выборов. Надо сказать, что на заседании районной избирательной комиссии я тоже был, от начала и до конца, и ситуация была известна, и была подана жалоба представителем одного из кандидатов. И если бы районная избирательная комиссия строго соблюдала процедуру, предусмотренную законом, рассмотрела эту жалобу, приняла по ней решение, тогда ситуация развивалась бы иначе. Но они не стали этого делать, несмотря на то, что я им с законом в руках объяснял, что в соответствии с нормой закона они могут поступать только так. Действуйте по закону и все будет в порядке. Но они отказались. Просто отказались. Это совершенно необъяснимо, на какой основе они так решили, кто их убедил так поступить. Там были и члены комиссий от разных политических партий. И они все голосовали именно за такое поведение. Потом был иск в суд, суд все рассмотрел, все отменил. Каждый из них нарушил закон о выборах, в отношении каждого из членов комиссии было возбуждено административное производство и решением суда они получили наказание. Они были лишены полномочий членов избирательной комиссии и получили запрет на пять лет занимать любую должность в любой избирательной комиссии. Такой эксклюзивный случай имел место в истории нашей области. Я до сих пор не знаю, почему они себя так повели, не слушали аргументов, которые я лично приводил. Журналисты там были, снимали это все на камеру и неоднократно транслировали. Но такое было, да.

«Правда на кривду всегда выйдет»

– А какая была самая скандальная кампания, можно сказать?

– Самыми конфликтными и грязными были выборы губернатора в 1995 году. Тогда не было ни запретов, ни препятствий в создании всякого рода анонимных материалов. Чего только не писали, не делали, чтобы получить результат.

– А припомните, были ли судебные дела, осужденные, наказанные за использование грязных предвыборных технологий?

– Нет, такого не было.

– А почему? Ведь там зачастую и клевета, и разные другие истории, по которым можно добиться уголовного наказания?

– Да, но это практически невозможно доказать. Это все распространяется в анонимном порядке, попробуйте найти ответственного за изготовление такого материала. Я не помню ни одного случая, чтобы кого-то нашли, привлекли к ответственности. Не было такого. Но когда серьезные люди участвуют в избирательной кампании и они чувствуют за собой правду, как говорится, брань на вороту не виснет, их это не пугает, избиратель от них не отталкивается из-за клеветы и подобных технологий. Правда на кривду всегда выйдет.

«Парламент должен быть двухпалатный»

– Предыдущие выборы в заксобрание стали для вас последней кампанией, летом Вы ушли в отставку. Официальной версией были проблемы со здоровьем, в кулуарах говорили о том, что есть у нового губернатора свой взгляд на кадровую политику. Раскроете сейчас, спустя пять лет, что стало причиной увольнения?

– Так сложилось, что в конце мая 2012 у меня действительно произошел перелом позвоночника. По сути, полгода я даже садиться не мог, только в лежачем положении я мог передвигаться, и функционировать только стоя. Поэтому, главная и основная причина была действительно связана с состоянием здоровья. Ждать, когда я выздоровею, когда проходили масштабные выборы, это было нереально.

– Эти же выборы были в однопалатный парламент, после упразднения двухпалатного, который действовал с середины 90-х. А как Вы считаете, нужно ли было это делать, и кто продавил это решение?

– Я всегда считал и считаю сегодня, что Свердловская область и остальные субъекты Российской Федерации должны обладать равными правами, независимо от того, республика это, область, край, автономный округ. Одним из признаков суверенитета является наличие парламента, а парламент как таковой, должен быть двухпалатный. Это классика – должно быть две палаты. Нижняя палата, которая «печет» законы, верхняя анализирует их на предмет соответствия интересам населения субъекта. Наличие этой палаты позволяло анализировать и, с точки зрения интересов избирателей, не допускать принятия нормативных актов, которые могли как-то негативно сказаться. В этом смысле, ее наличие было позитивным. Я считаю, что вполне можно было ее оставить и сохранить двухпалатный парламент. Конечно, это затягивало немного законотворческий процесс, но я не помню, чтобы Палата представителей каким-то образом блокировала работу. Областная дума, бывало, из-за политических конфликтов, затормаживала с рассмотрением нормативных актов, а в Палате представителей не помню такого. К ее работе я всегда относился с большим уважением и считал, что она необходима.

– Эти изменения происходили уже при Александре Мишарине – как с ним Вам работалось?

– С Мишариным были нормальные рабочие отношения. Достаточно часто мы встречались, он прислушивался к моим предложениям и замечаниям. Когда он пришел, в 2011 году были выборы в законодательное собрание и 40% тогда получила партия, которую он представлял. Ночью после дня голосования он находился у нас в избиркоме. И мы с ним обсуждали итоги, разговаривали. Он был достаточно расстроенный, и я ему сказал: «Вы не расстраивайтесь, потому что сколько Россель ни возглавлял списки кандидатов на выборах в областную думу, больше 40% никогда не получал. А 40% – это аванс, это доверие населения к Вам», поскольку он всю кампанию активно работал в области. Для него как для молодого губернатора это было серьезное испытание. Я понимаю, что ему хотелось большего, потому что в других субъектах другие проценты получала правящая партия. Но нужно было понимать особенности Свердловской области, где население достаточно критически относится к деятельности всех политических партий, в том числе, той, которая находится у власти. И уж на областных выборах больших процентов правящая партия в нашей области не получала. Потом комиссию 2011 года мы формировали вместе, проводили обсуждение кандидатов и он поддержал предложение избиркома по сохранению ядра комиссии. Это ядро было до формирования комиссии в 2016 году. Сейчас в избиркоме нет никого, кто бы работал с основания комиссии в 1993 году.

Продолжение беседы читайте в среду 25 октября