Донбасс постепенно уходит из информационной повестки, там налаживается мирная жизнь, но ситуация остается стабильно тяжелой. О том, как изменился Донбасс за год в интервью ИА «УралПолит.Ru» рассказала первый секретарь ямальского окружкома КПРФ Елена Кукушкина, побывавшая в ЛНР в дни эскалации боевых действий.
Президент России Владимир Путин принял указ о признании документов и регистрационных знаков Луганской и Донецкой народных республик. На этой неделе на Донбасс прибыла первая в этом году гуманитарная колонна МЧС – 60 по счету. Донбасс постепенно уходит из информационной повестки, там налаживается мирная жизнь, но ситуация остается стабильно тяжелой. О том, как изменился Донбасс за год в интервью ИА «УралПолит.Ru» рассказала первый секретарь ямальского окружкома КПРФ Елена Кукушкина, побывавшая в ЛНР в дни эскалации боевых действий.
Елена Михайловна, недавно Вы побывали на Донбассе, расскажите, какой была цель визита и что Вы там увидели, с кем встречались, общались?
Когда начались боевые действия на Донбассе я занималась беженцами, но не теми, кто был по линии МЧС, а теми, кто бежал буквально в чем был. Занималась я этим в Екатеринбурге (на тот момент Кукушкина – депутат Заксобрания Свердловской области, - прим.). Через какое-то время, через полгода-год, поскольку люди хотят нормальной мирной жизни, многие из них вернулись обратно. И поскольку я занималась ими, курировала это все, они меня к себе пригласили. Учитывая то, что уже больше полутора лет я занимаюсь гуманитарной помощью, понятно, что у меня появились новые друзья. Я никогда до войны не была в Луганске и мне хотелось посмотреть, хотелось чем-то помочь. Гуманитарная помощь тоже очень нужна. Были встречи в парламенте, потому что депутатов мы тоже знаем, во время войны с ними познакомились. Собственного говоря, в этот раз мы приехали к друзьям. Один из наших ямальских комсомольцев уехал туда к своей бабушке, начал там работать, он нас встретил. Мы приехали в Луганск, со многими повстречались, были в многодетной семье, в пожилых семьях, по просьбе местных депутатов, пообщались с теми ребятами, кто жил в Екатеринбурге, с теми, кто воевал и остался там работать. Такая была цель поездки. Люди хотят посмотреть на мирную жизнь. Все занимаются своими мирными делами – кто-то торгует, кто-то пошел в органы власти. Война многих поменяла, кто-то занимался предпринимательством, а потом пошел в административные органы республики.
Какие Вы заметили изменения к лучшему?
Изменения колоссальные. Во-первых, зашел рубль, вымылась гривна и действительно нет того, как это было два года назад, когда мы заезжали в город и там буквально обстреливали (со стороны ВСУ, - прим.) луганские дома. Мы разгружали три 20-тонника, и в эту ночь подписывались мирные соглашения, Луганск бомбили. Сейчас такого нет, хотя слышно по ночам, что где-то далеко идут бои. Впрочем, понятие «далеко» – это относительно для Луганска, Донецка. Впрочем, в ДНР мы не ездили, но общались с знакомой, у нее как раз был день рождения, мы ее поздравляли, но увидеться не могли, потому что мы были там как раз в те дни, когда начались активные боевые действия со стороны украинских силовиков.
Гуманитарную помощь активно собирали в 2014 и 2015 году, сейчас такое ощущение, что процесс затих, так ли это?
Процесс не прекращается. Мы заезжали со стороны Новошахтинска и видели поток автомобилей с гуманитарной помощью от населения – это именно речь идет о гуманитарной помощи не от государства, а от простых людей. Конечно, она идет не в том масштабе, как это было год-два назад, но это связано, во многом, думаю, с кризисом в России. Мне кажется, если бы война началась сейчас, то, конечно, тоже помогали бы, но масштаб был бы меньше.
Есть ли официальное взаимодействие с парламентом ЛНР, органами власти?
Нет, никакого официального сотрудничества нет, это все происходит в частном порядке. Там были боевые действия, потом начали строить государство, прошли выборы, кто-то стал депутатом. Когда мы приезжали с гуманитарной помощью, мы делали это через коммунистов, которые там остались, и, конечно, через правительство, и у нас остались очень хорошие личные отношения, например со Светланой Гизай, депутатом луганского парламента. Мы знали, что у нее есть списки, кому нужна наша помощь, она отправила нас к тем, кто нуждается.
Ситуация, с одной стороны, стабилизировалась, но неожиданно в Москве погиб первый глава ЛНР Валерий Болотов – что об этом думают люди, что говорят?
Конечно это обсуждают, конечно это все неприятно, но надо понимать, что у них идет там настоящая война, и во имя войны люди гибнут. Кто-то верит, что это сердечный приступ, кто-то даже близко не верит и считает иначе. Но хочется людям мира, это основная тема.
Уже прошло довольно много времени с начала войны – меняется ли отношение луганчан к этой истории, к России, к войне?
Луганская и Донецкая народные республики превратились в анлкав. Вы знаете, что наша партия изначально выступала и выступает за признание этих республик, но пока этого не произошло. Но жизнь в республиках меняется. В первую очередь из-за того, что жизнь все больше приобретет черты мирной – открываются новые магазины, работают институты, даже украинские ребята возвращаются доучиваться. Люди работают, преподают, создают что-то новое. Мы фотографировали магазины, где местная продукция на полках и т. д. Но делать вид, что ничего не происходит, они не могут — все-равно происходит. Люди изменились, они прошли через войну.
А встречались ли вами люди, которые не видят себя в ЛНР, поддерживают Украину?
Я не встретила ни одного. Там пройдет не одно поколение, чтобы такие раны зажили. Ни одного я не видела. Хотят мира — да, но без Украины.
То есть, в совместную жизнь с Украиной уже совсем не верят?
Они просто не представляют ее. Никакой федерации, конфедерации, дополнительных льгот и т. д. Изначально, когда все только начиналось, они конечно хотели другого, речь шла о том, чтобы жить в составе Украины. Но чтобы были преференции особенные, чтобы часть налогов оставалась в республиках, поскольку именно здесь создается большвая часть экономики. А потом, когда решили это все подавить, они сказали все, вместе мы больше не будем. Ну а когда уж война началась, столько всего произошло за эти годы. Я не встретила людей, желающих жить с Украиной.
А есть ли обида на Россию, которая так и не признала ЛДНР, не присоединила как Крым?
Не присоединяют, но определенные шаги в этом направлении идут. Сейчас принят указ президента о признании документов. А что касается обиды – люди прекрасно все понимают, обид здесь нет.
Донбасс — это «Русская весна», и многие ехали туда воевать потому что «там русские». А как живется тем, кто оказался там с украинскими корнями – как уживаются сейчас?
У них у всех украинские корни, украинские фамилии, но они считают себя русскими по духу. Они не считают, что украинцы и русские – это разные нации. Это именно те люди, которые считают что это единый русский народ, единое целое, хотя фамилии у всех украинские. Нет такого разграничения у них на русских и украинцев.
После волны беженцев в 2014 году большинство вернулось обратно. А есть ли сейчас те, кто хотел бы жить в России, на том же Ямале, чем их можно замотивировать?
Я знаю человека, который с Ямала переехал в Луганск и пытается сейчас получить гражданство ЛНР, думаю, что у него получится, и заниматься сельским хозяйством. Сейчас он открывает небольшой бизнес – он хороший IT-шник, хорошо фотографирует, и занимается сейчас этим. Но у него есть планы по строительству тепличного хозяйства. А что касается тех, кто с Донбасса может поехать на Ямал – я даже вопроса такого не задавала. Даже Екатеринбург для многих ассоциируется с войной. Как бы ни любили они его, он ассоциируется с этим, потому что сюда они бежали, сюда возвращались за семьями, а хотят они жить у себя дома. Я видела массу случаев, когда мужчины привозили в Екатеринбург свои семьи, жен, а сами разворачивались и уезжали воевать, отстаивать интересы своей республики.
Фотографии Елены Кукушкиной
© Сергей Табаринцев-Романов
Вы можете поделиться новостью в соцсетях