Георгий Цеплаков: «У церкви нет своей полиции, чтобы урезонить «православных активистов»

О том, с чем связан «православный экстремизм», что общего между уралмашевскими протестующими и Pussy Riot и при чем здесь искусство рассказал в интервью «УралПолит.Ru» известный культуролог и философ Георгий Цеплаков.

На этой неделе «православные активисты с Уралмаша» одержали сокрушительную победу над современным искусством, властями города и области и фестивалем «Стенограффия» – всего лишь пообещав «залить кровью индейцев-сатанистов всю площадь». Покрас Лампас отказался от визита, организаторы пообещали сделать так, чтобы не было креста. Это событие на грани «уголовки» настолько возмутило горожан, что третий день в соцсетях обсуждают «православный экстремизм», «оскорбленных верующих» и едва не взорванный кинотеатр «Космос» другим «православным фанатиком». О том, с чем связан «православный экстремизм», что общего между уралмашевскими протестующими и Pussy Riot и при чем здесь искусство рассказал в интервью «УралПолит.Ru» известный культуролог и философ Георгий Цеплаков

– Тема этой недели – Покрас Лампас отказался приезжать в Екатеринбург, а организаторы фестиваля «Стенограффия» отказались от восстановления креста. Для этого понадобился только десяток человек в майках с надписями и два мужчины, которые пообещали «залить площадь кровью «индейцев-сатанистов». Как так получается, что горстка непонятных людей перечеркивают волю властей от района до области, и продавливают свое решение? Насколько это укладывается в рамки культурных отношений в обществе в 21 веке?

– Ключевое слово здесь – «в 21 веке», потому что господствующая парадигма, если говорить умным философским языком, это парадигма постмодерна. Одной из характеристик общества постмодерна является неолиберализм, который говорит о том, что свободное волеизъявление граждан, каким бы он ни было, является приоритетным. Классическое определение свободы предполагало, что есть определенные ограничения – условно говоря, свобода заканчивается там, где начинается нос другого человека. Я специально говорю банальности об эпохе модерна, чтобы показать, что постмодернистское неолиберальное представление о свободе, когда можно все, является главенствующим и им очень часто злоупотребляют. Вполне консервативные деятели православия используют постмодернистские методики и становятся акционистами. Понимают ли они, что не только христианство, не только православие, а просто консервативная позиция несовместима с этой позицией – вопрос открытый. На мой взгляд, конкретные акционисты, которые выступали на площади Первой пятилетки, это очень хорошо осознают, но делают это, для достижения каких-то своих пиар-целей, привлекая к себе внимание. Дальше встает вопрос: зачем им это надо, что они этой акцией пытаются добиться? Стоит подчеркнуть, что это лишь частная точка зрения этих людей – ни Екатеринбургская епархия, ни светские власти их не поддерживают, все они настроены в этом вопросе на мирное разрешение конфликта на договоренности и урегулирование. Я это воспринимаю как попытку создать скандал на пустом месте.

– В последнее время мы видим радикализацию протеста под сенью православной церкви – «Сорок сороков» и подобные организации. С чем бы вы связали это явление? И уместно ли говорить о целом явлении?

– Я не соглашусь с тем, что активность сильно высокая. Большая часть россиян смотрит на протест со стороны. Неолиберальное направление исчерпало себя, оно не находит поддержки и в этом плане организаторы протестов переносят акцент с условного Навального на условного Удальцова. Удальцов, конечно, не православный, но он позиционирует себя как левый. И в этом плане мы можем говорить о радикализме православных и ждать, что нечто подобное будет связано с левыми, которые тоже «топят» за Карла Маркса и Советский Союз и под видом подобного рода протестов могут организовывать некие постмодернистские акции.

– В случае с крестом Лампаса за несколько дней Всеволод Чаплин призвал протестовать против храма и протест состоялся – можно ли тут все-таки провести прямую связь, и в конце-концов – разжигание протестов – это, казалось бы, не присущий православию метод?

– У православной церкви в разные времена были разные стратегии. В том числе, мы можем привести примеры исторические, когда они действовали вполне решительно и воинственно. Другое дело, отец Всеволод транслировал свою точку зрения. В отношении этого конфликта были озвучены и другие мнения и оценки, на мой взгляд, они более репрезентативны в плане церковной позиции – это и местные священники, например, Максим Миняйло и Анжела Тамбова. Более того, проект «Стенограффия» сотрудничает с епархией и в этом конкретном случае не было никакого конфликта, если бы не эта группа товарищей. С моей точки зрения, отец Всеволод тут не совсем прав.

– Следует ли РПЦ и патриарху обратить внимание на подобные вещи и осудить их как еретические или чересчур радикальные, призвать к миру и общению в законном русле?

– Они этим и занимаются – они призывают к миру, к взвешенному решению конфликтных вопросов. Тут нет противостояния, как было с Храмом святой Екатерины, еще когда его пытались в сквере построить, потом на пруду. Там были просто безапелляционные заявления, а здесь церковь ведет себя очень мягко, очень взвешенно, я просто снимаю шляпу. Должны ли они пресекать такие акции и высказывания? Очень хочется сказать, что должны, но вопрос: какие у них рычаги для этого пресечения? На площадь вышли конкретные люди, не согласовав ни с кем, не слушая никаких священнослужителей, они сами выходят на площадь. У церкви нет какой-то «православной полиции», она может только призвать свою паству к тому, что так делать не стоит, но запретить – не может, потому что как она это сделает. У нее нет ресурсов никаких.

– Высказывается мнение и о том, что протест против креста Лампаса это своеобразный реванш за отменившуюся стройку храма Екатерины. Насколько оправдана такая мотивация, на ваш взгляд?

– Мне кажется, это глупости. Чей реванш? Если говорить о церкви, то ее представители неоднократно говорили, что настроены на переговоры и уверены, что договорятся. Представителям церкви, верующим людям нужен Храм святой Екатерины. Они показали, что вопрос места строительства второстепенен, они неоднократно идут на уступки, на компромисс. О каком реванше может идти речь, если говорить об официальной позиции церкви? Если реванш, то частных лиц, но тогда кому они мстят? Я остаюсь с мыслью, что это просто какая-то пиар-акция какого-то движения или какой-то радикальной позиции, связанной с православием, но этот радикализм ни в коей мере не может считаться официальной позицией церкви. Церковь неоднократно от них открестилась.

– Вообще, в соцсетях несколько дней обсуждают такой термин как «православный экстремизм», вспоминают такого же религиозного активиста, который чудом не взорвал кинотеатр Космос, когда там «Матильду» показывали. Что вы об этом думаете?

– Он существует и инцидент с «Матильдой» – реальное тому подтверждение. Мы помним, что в Москве очень долгое время действовал такой персонаж Дмитрий Энтео, многие действия которого были связаны с экстремизмом и это было признано в судах. Начиная от бросания предметов, когда они врывались в разные помещения, делали там какие-то поступки. Это вполне себе экстремизм. Церковь ведет себя более тихо, пытаются их как-то урезонить, но урезонить они могут только словами, вот в чем проблема. Это всегда так, в любой другой религии. Если говорить об исламе, то мы можем сказать, что есть абсолютно мирный традиционный ислам – мировая религия, а есть исламский экстремизм. И официальный ислам, на какой территории бы они ни был, он от экстремизма отстраивается, иначе вызовет недоверие и возмущение верующих. То же самое происходит и с атеизмом. Есть внятная атеистическая научная позиция, а есть какие-то оккультисты или сатанисты, которые называют себя атеистами, совершая черные мессы. Такое явление тоже есть. В этом смысле, надо просто открыть глаза, чтобы эти явления не валить в один мешок.

– В обоих случаях, мы видим довольно сложные взаимоотношения между адептами православия и искусством. Это закономерность или так совпало? Почему православие не признает современного искусства?

– Православная культура и православное искусство, несомненно, существуют. Они немного отстоят от чисто церковной практики, которая канонична и очень консервативна. Христианское искусство говорит о христианских ценностях: «добро, терпимость, мир, любовь», если цитировать У. Блейка. Когда мы говорим про сейчас, то мы имеем дело с акционизмом. В эпоху постмодерна, актуального искусства, contemporary art, все другие формы искусства отошли в прошлое, а акционизм – это всегда заигрывание с протестными движениями – Pussy Riot, Павленский гремели несколько лет назад. Потом все это затихло и получается, что если замолчали художники, то появились православные активисты, которые пытаются заниматься акционизмом. Покрас Лампас – у него нет абсолютно ничего кощунственного, он никак на эту территорию не переходил, он отталкивался от перекрестка на площади, от креста, который там естественным образом был, и он вписал в него крест Малевича. Не любой крест – православный, христианский, крест, на котором распяли Христа. В свастике тоже есть крест, если абсолютизировать. И если для этих акционистов все кресты одинаковые, то они солнцеворот языческий или нацистскую свастику тоже ставят в один ряд с животворящим крестом господним? Мне очень интересно получить на этот вопрос конкретный ответ.

– Считаете ли вы, что отчасти вот такая агрессивная история родилась в результате правоприменительной практики по делам об оскорблении чувств верующих и может быть стоит как-то либерализовать эту часть взаимоотношений культуры, общества и религии?

– Это очень сложно сделать. Закон о защите чувств верующих очень плохо написан, с моей частной точки зрения. На самом деле нужно говорить об оскорблении святынь. Тогда было бы понятно. У неверующих тоже есть свои святыни – то что им дорого, памятники на кладбищах или, скажем, памятники героям войны. Не обязательно быть верующим. Тогда все граждане становятся равноправными. Не надо религиозную позицию уводить в отдельное крыло, потому что мы этим верующих и неверующих еще больше столкнем, а между ними и так очень много противоречий в современном обществе, а постмодерн еще подливает масла в огонь.