Легенды уральской политики. Беседа двенадцатая. Виктор Якимов: «Я всегда брал ответственность на себя»

​Собеседник «УралПолит.Ru» на этой неделе – не столь часто появляется на экране и страницах газет, но в уральской политике он оставил действительно серьезный след. Он беспрерывно избирался в представительные органы власти на протяжении 40 лет, был депутатом «мятежного» облсовета, депутатом областной думы, председателем Палаты представителей, депутатом Госдумы, первым избранным мэром Каменска-Уральского и одним из ближайших сподвижников Эдуарда Росселя – Виктор Якимов.

Собеседник «УралПолит.Ru» на этой неделе – не столь часто появляется на экране и страницах газет, но в уральской политике он оставил действительно серьезный след. Он беспрерывно избирался в представительные органы власти на протяжении 40 лет, был депутатом «мятежного» облсовета, депутатом областной думы, председателем Палаты представителей, депутатом Госдумы, первым избранным мэром Каменска-Уральского и одним из ближайших сподвижников Эдуарда Росселя – Виктор Якимов.

Часть 1. «Политик от рождения»

«Все избиратели знали меня в лицо»

– Любой политик высокого уровня – человек с характером. И первый вопрос: как формировался ваш характер – официальная биография довольно скупо пишет о службе в армии, работе слесарем, а потом сразу спустя немного лет – директор радиозавода – расскажите об этом периоде немного подробнее?

– Я думаю, что лидерские качества не развиваются со временем, а приобретаются при рождении. Будущих политиков можно определить в роддоме по определенным признакам. Думаю, медсестры, которые там работают, медицинские работники, они могут определить по тембру голоса, его интонациям и поведению. Все этапы у меня как у всех. Самое главное – не бояться брать ответственность на себя. В этом и заключается роль политика, администратора. У меня счастливое совпадение, в определенный период я был одновременно и главой города и председателем Палаты представителей – буквально два разных человека.

– К этому вернемся чуть позже, а сейчас давайте начнем с начала вашего трудового пути?

– Начинал еще автослесарем в транспортном цехе Карпинского леспромхоза – это было еще до армии. Закончив ПТУ, в этом цехе работал. Работа была тяжелая, леспромхоз – это лесовозы, большие автомобили. Все агрегаты, которые приходилось ремонтировать тоже тяжелые. В те времена не было средств малой механизации, все это «на пупе» таскать приходилось. В то время ребята моего поколения рано начинали работать, часто – и до училища. Разгружали вагоны с фруктами и овощами, которые на базу приходили, в тайгу ходили за орехами – это достаточно хороший приработок был – жили все скромно, прямо скажем. Все старались приработок иметь – кто-то скот держал, кто-то в тайгу ходил, кто-то охотился. После армии я приехал в Каменск, потому что родители, пока я служил, переехали в Каменск-Уральский. Поступил слесарем-сборщиком на производственное объединение «Октябрь», проработал там пять лет. В это время там формировалось новое подразделение – завод по ремонту радиотелеаппаратуры объединения Свердловскоблтелерадиобыттехника. В него входило 10 заводов в Свердловской области. Меня выдвинули туда директором вновь созданного предприятия, которое объединяло телеателье. В то время нарастал парк техники у населения, раньше телевизоров было не так много. Появлялось больше радиотехники, телевизионной техники. К сожалению, она была не так уж качественно сделана и нуждалась в постоянном ремонте. Каменский завод по ремонту телерадиоаппаратуры был лучший в своей отрасли не только в области, но и стране. Все флаги, все знамена были там. Работая на заводе, впервые я избрался в депутаты районного совета в 1979 году и с тех пор непрерывно избираюсь. Раньше избирательный цикл был двухлетним – только избрался и готовься к новым выборам. Это сейчас четыре года, пять лет. Участок был небольшой, депутатов было много, нужно было быть на постоянном контакте со всеми людьми, тебе ведь через два года вновь к ним за поддержкой обращаться.

– Все избиратели знали вас в лицо?

– По сути да. И получается, что не бывает такого, что если ты что-то пообещал и не довел до конца, не сделал. Нужен постоянный контакт, который обеспечивает тебе переизбрание. Через два года я уже возглавлял комиссию в городском совете. Был у меня хороший учитель – Соболев Василий Иванович, фронтовик, заслуженный человек. Он был председателем комиссии в городском совете, два года он меня готовил. Потом исполком городского совета – 1986 год.

– В вашей биографической справке написано, что вас «назначили на пост замглавы исполкома»?

– Нет, это не было назначение, на эту должность шло избрание, которое происходило на сессии горсовета. Чтобы стать руководителем исполкома, нужно обязательно быть депутатом. А потом депутаты тебя избирают в состав исполкома, и в исполкоме назначают на соответствующую должность. И в 1988 на сессии горсовета меня избрали уже председателем исполкома.

– Это было ваше желание, сменить законодательную власть на исполнительную или решение партии?

– В первую очередь, тогда была очень хорошая система подготовки кадров. Как бы ни относились к тому периоду, но пустой скамейки запасных не было никогда и нигде. Четко шло формирование кадрового резерва, человека прогоняли по всем статьям, чтобы он мог работать. И скажу, что редко ошибались. КПСС занимаясь кадровой политикой и идеологией, очень профессионально расставляла кадры на производствах. Очень многие предприятия находились в номенклатуре партии – одни были в номенклатуре райкома партии, другие – горкома, третьи – обкома, были и такие, которые были в номенклатуре ЦК партии. В Каменске было много предприятий из номенклатуры ЦК, их директора согласовывались с бюро обкома, но решение принималось в ЦК партии. Это говорит о высокой ответственности тех, кого назначали на пост.

Депутатский корпус был достаточно многочисленным. В горсовете было 800 депутатов, когда проводили объединенную сессию – сюда входили два поселковых совета, два районных. Все они – либо авторитетные люди, либо «подрастающие» на смену. Во всем городе было только одно помещение, которое могло вместить участником объединенной сессии горсовета – ДК строителей. С другой стороны, у депутатов и исполкома было не так уж много полномочий, потому что все было ведомственное. Жилье, социальная сфера, медико-санитарные части, детсады, дороги. Вместе с тем, приходилось со всеми выстраивать отношения. Наверно, тогда было то, что сейчас называют частно-государственным партнерством, хоть определение не очень подходит, потому что предприятия были государственными. И это взаимодействие органов власти с предприятиями, которые расположены на территории, с министерствами, которым они подчиняются, создавало хорошие условия для развития. Это было долевое участие, часто приходилось ездить в Москву – в городе были расположены предприятия восьми союзных министерств. Надо обойти, дойти если не до министра, то хотя бы до зама по капстроительству и экономике, с ними согласовать суммы, которые они выделят для долевого участия строительства, например, водовода для обеспечения водой всего города, строительства жилья, школ, домов быта и других объектов городской инфраструктуры.

Вопросам строительства уделялось огромное внимание, проходили еженедельные штабы по строительству, объектов был очень много. Плюс в это время развивалась промышленность. Практически на каждом заводе стояли краны, строились новые корпуса, на каждом предприятии формировались свои штабы по стройке. Хоть это время и называют политики и историки «застойным», я бы его так не стал называть. Сегодня где мы что строим? У Росселя отмечали 80-лет, я его спросил: «Вспомни, Эдуард Эргартович, когда ты был начальником главка, у тебя какое было соотношение промышленного и гражданского строительства?». Он говорит: «Промышленное строительство занимало в главке 80%». Гражданское строительство было – 20% и этими 20% создавались целые города. Сегодня этих 80% не стало. Где мы видим, чтобы новые заводы строились, краны стояли?

«Самое страшное, когда голодное население»

– Вы руководили исполкомом в самый переломный момент, что происходило тогда, как удавалось справляться?

– В конце 80-х годов было очень сложно. Тогда уже появился дефицит на все товары практически. Из популистских соображений руководство партии принимало решения об увеличении заработной платы, которая не была обеспечена товарными ресурсами. И сразу с прилавков начали исчезать многие вещи. И когда начала вводиться система тотального распределения – карточки, талоны, – это самое страшное. 200 тыс. населения было, каждому, например, 300 грамм масла. Нужно посчитать, сколько всего масла требуется, потом раздать по 200 тыс. талонов. Каждый день отчитываются, сколько отдали, сколько осталось. И вот, выдали 200 тыс. по талонам, потом уже 300 тыс., а талоны не кончаются. Они ничем не были защищены, их можно было печатать сколько угодно. И когда ты идешь в коллектив, тебе выкладывают кучи нереализованных талонов, а ты им объясняешь, что уже 400 тыс. талонов обеспечили, им это не интересно. Баланс денежной массы и товарного ресурса на тот период полностью отсутствовал. Трудности были огромные.

– А что происходило с промышленными предприятиями?

– Началась проблема неплатежей. Начислена зарплата, достаточно высокая по тем временам, но она не обеспечивается товарным ресурсом, еще ее и не вовремя выплачивают. Это было самое страшное для всех уровней власти, когда у нас было голодное население, когда мы обеспечивали молоком 1%-ной жирности только кормящих матерей. Куда это все девалось? А показатели в экономике в это время были высокие. Были самые высокие показатели по вводу жилья, строительству объектов соцкультбыта – народ работал. Если б вышли на те показатели сейчас, жили бы намного лучше. Говорят, что мы сейчас живем намного лучше, чем работаем. Это так, на самом деле. Взять цифры, сколько на жителя приходилось валового внутреннего продукта и тогда и сейчас – мы производим в разы меньше. А живем – не хуже.

– В Екатеринбурге этот период сопровождал кризис власти, появление организованных криминальных структур и рост интереса к публичной политике – как в этом плане развивалась ситуация в Каменске – или там все таки больше была атмосфера рабочего города с нарастающими проблемами?

– Конечно, периферия значительно отличалась от Екатеринбурга. В столичном городе сосредоточена наука, которая ближе к демократизации, там большая прослойка студенчества, интеллигенции – это народ не от станка, не от сохи, – они несколько иначе воспринимали действительность. У них и предложения были радикальные. Их и называли радикалами, демократами, разными другими словами. Были трибуны, которые вел Геннадий Бурбулис. Они сначала обсуждали это все на кухнях, когда строили МЖК, потом они вынесли это все на кабельное телевидение, которое тогда появилось. Когда я уже избрался в облсовет, значительная часть депутатов от Екатеринбурга избралась из этой среды – Галя Карелова (Сейчас – вице-спикер Совета Федерации, – прим. ред.), Гена Бурбулис, Саша Заборов, Толя Матросов, много могу перечислять. Они с присущим им революционным порывом, а революция никогда ничего не созидала, только разрушала, принялись за работу. И на тот момент, вроде бы демократия появилась, власть была, которой тогда еще население доверяло, а становилось все хуже и хуже. Естественно, в таких условиях власть становится критикуемой. Периферия в меньшей степени была подвержена этому. Если взять 1917 год, ту революцию, большевики ехали в территории, создавали там ячейки и возбуждали народ снизу – не только в Питере и Москве работали. В 90-е этого, конечно, не было. С другой стороны, мы все находились в одном информационном поле, тогда существовала очень широкая практика общения с трудовыми коллективами – для политиков того времени это было как зубы почистить, – встречаться, общаться, вопросы, ответы. Понятно, что по поводу и без объявлялись забастовки, голодовки. Иногда это было просто от незнания обстановки на себя внимание обращали. Это было и в наших территориях. Революционности хватало.

«Приходилось решать неординарные задачи»

– В 1991 году вы ушли из горисполкома в бизнес, учредили собственное предприятие – во-первых, почему не захотели оставаться чиновником, а во-вторых, что это был за бизнес – в двух словах?

– Это было акционерное общество «Содействие», которое занималось услугами социального характера. В 1990 году при выплате пенсии сложилась неприятная ситуация. Было два руководителя: руководитель областного управления соцзащиты Михайлов Валерий Захарович и Шушерин Владимир Федорович, руководитель областного управления связи. Собес заказывает, а связь осуществляет всю работу по выплате пенсий. Но вместо того, чтобы доставлять пенсию на дом, люди должны были получать ее в почтовых отделениях. А там – то денег не хватит, то еще что-то. Люди очередь занимали с вечера, утром дверь открывается – все входят. Толпа пожилых людей старается попасть внутрь помещения. За короткое время задавили насмерть четырех человек. Нужно было что-то делать, я встретился с ними обоими. Я им говорю: «Мужики, чего делать будем, как людей хоронить? Скольких еще будем хоронить? Вы не хотите встретиться с родственниками, покаяться, повиниться, что это по вашей вине их нет?». Михайлов говорит, что он выполняет свою задачу, деньги начисляет, передает дальше. Я Шушерину говорю: «Вы можете что-то предпринять?» Тот разводит руками – нет. Я говорю им: «Хорошо, если у нас найдется организация, которая возьмет на себя ответственность и будет выполнять эту работу, вы готовы заключить с ней договор?» Они оба ответили, что конечно. Так родилась сама идея.

Сначала занялись выплатой пенсий, потом другие услуги социального характера на себя взяли. Начало работы было очень сложное, потому что столкнулись с рядом проблем. Например, такой момент: почта не знает, где живет конкретный человек. В списке он есть, прописан в одном месте, живет в другом, мы выясняли это все буквально явочным порядком. Наша организация довольно быстро заработала высокий авторитет среди ветеранов. Мы выпускали свою газету с разъяснениями законов, например. Законодательство только формировалось, ничего не было, и до ветеранов надо было доводить, как жить в этом правовом поле. Какими правами они располагают, что надо сделать – пошагово разъясняли. Сейчас говорят про «дорожные карты» – вот мы их тогда и делали, когда расписывали, что нужно сделать, и какие шаги предпринять.

Мы создали свой санаторий-профилакторий, затем предприятие народных промыслов с привлечением ветеранов к работе. Словом, организация стала многоотраслевой, разноплановой, которая вовлекла в активную жизнь ветеранов, создавала условия, чтобы они могли самореализоваться, дополнительно заработать. Я скажу так: работа была очень интересная, я получал удовлетворение как материальное, так и, чего греха таить, материальное. Пять лет там отработал.

– Как бизнесмен, сталкивались ли вы с криминальным давлением, насколько эта проблема была актуальна для Каменска в первой половине 90-х?

– Конечно, были. Нападали на наших агентов и нам приходилось обеспечивать безопасность и тех кто выплачивает и тех кому выплачиваем. А были случаи и другого плана. Рождество 1992 года я отмечал в Ереване.

– Как вы там оказались?

– Тогда еще на всем постсоветском пространстве ходили рубли, а у нас просто не было наличности – нечем выплачивать пенсии, нечем выдавать зарплату. Мы созвонились с нашими коллегами в Армении, они сказали, что у них деньги есть. Я попросил у начальника челябинского летного училища ЧВВАКУШ самолет Ан-72. Он говорит: «Виктор Васильевич, у меня четыре самолета, летно-испытательная эскадрилья, мне надо нарабатывать протоколы комплексных испытаний, только керосина нет». Я договорился с директорами заводов, они согласились за свои деньги самолет заправить. Полетели. Запросили по радиосвязи Ереван, спрашиваем, заправят ли нас на обратную дорогу, они ответили, что нет. В итоге мы сели в Баку, а в тот момент Азербайджан и Армения находились в стоянии войны. Нас 12 часов продержали на взлетно-посадочной полосе и допрашивали, куда мы летим. Лихорадочно вспоминаю географию, куда из Баку можно улететь, говорю: «В Тбилиси». Запрашивают Тбилиси, а там стрельба на взлетно-посадочной полосе, стало быть, туда мы лететь не можем. Потом вспоминаю – аэропорт Шевченко в Казахстане – на той стороне Каспия. За наличные деньги они нас заправили, мы взлетели.

В полете, из кабины выходит командир, зовет меня. Я захожу в кабину, он мне показывает на радаре три горящие точки. «Это что такое?», – спрашиваю. Он отвечает, что нас ведут три зенитно-ракетных комплекса. Стоит бледный, а я понять не могу, что случилось. Тогда там была настоящая махновщина и он мне объясняет, что полет у нас несанкционированный, кто-нибудь по нам ракетой долбанет над морем. «А противоракетный маневр какой-нибудь?» – «Какие маневры на этой «корове?». Прилетели, встретили нас, а я посмотрел фронтовой город Ереван. Беженцы с Карабаха, гостиница «Эребуни», куда нас поселило правительство Армении. Нам включили свет на 15 минут, чтоб мы могли переодеться, а воду включили еще короче. Это было абсолютно неотапливаемое помещение, из каждой комнаты торчала труба от «буржуйки». Рождество на дворе – 7 января. Один раз они нас покормили, чем бог послал.

Помогло то, что со мной летели директора заводов, которые имели кооперационные связи с предприятиями в Армении. Армянин сам останется голодным, но гостя накормит. Мы встретились тогда с министром обороны, с министром финансов, с главой Центробанка – ни у кого денег нет, кроме министра обороны. Он мне говорит: «Что вы по ним ходите, деньги у меня, но мне нужно вооружение». «Я не уполномочен, таких полномочий у меня нет. Но мне нужны деньги, мы рассчитаемся сырьем, алюминием, медным прокатом». Удалось нам убедить их, но они и сами понимали, что этим деньгам скоро конец, и если на них есть потребители, то нужно отдавать. 50 млн рублей мы взяли наличкой, еще на 50 млн изделий Ереванского ювелирного завода, а остаток, исходя из объема самолета, загрузили армянским коньяком. Словом, взяли ходовой товар. Конечно, мы могли сказать, как и все, что денег нет, а везде не выплачивали, но мы приняли такое решение. Здесь уже вызвали представителя Центробанка и я ему пообещал, что если хоть рубль из города уйдет, то я голову оторву. Мы привезли, чтобы рубль вращался внутри города – получили люди деньги, пошли потратили, купили коньяк, купили украшения, другие товары, деньги из магазинов должны уйти в банк и оттуда снова пойти на зарплату, пенсию и т. д. Так и сделали и ни рубля мы из города не выпустили. Вот такие неординарные и интересные задачи мы решали в то время.

«Законодательство писали с чистого листа»

– В начале 90-х вы вышли за пределы города и стали областным депутатом в последней созыве облсовета – все говорят две вещи, что он был революционный и не работоспособный, как вы оцените его работу?

– Я в 1990 году в него избрался. В областном совете тогда было 350 депутатов, никаких решений принимать там было невозможно. Мы просто тонули в дискуссии, и никаких решений не было. Поэтому, мы создали малый совет из 40 депутатов, которые работали практически на постоянной основе, собирались чаще. В большом совете – избрание руководящих органов – это была целая эпопея. Первый председатель был Власов Владимир Михайлович, который после избрания и недолгой работы неосторожно выступил на заседании съезда народных депутатов РСФСР. Там он, видимо, по просьбе партии «не так» отозвался о Ельцине и буквально по его возвращении оттуда, в повестку по просьбе Ларисы Мишустиной, которая потом была спичрайтером у Ельцина и Путина, а тогда была союзным народным депутатом, вопрос «о действиях председателя областного совета на съезде». Ну и буквально через 20 минут председателя совета уже не было. Революция идет, быстро все принималось. Заклеймили его и сняли. Его и избрали-то с перевесом в один голос, лояльной ему части депутатов не хватило, чтобы сохранить пост. Потом Анатолий Гребенкин был, Росселя мы избирали председателем облисполкома, Трушников председателем правительства был. А в 1993 году областной совет распустили после принятия конституции Уральской республики,-- когда появился уральский франк, Росселя уволили, а нас распустили.

– И вы пошли в облдуму нового образца?

– В 1994 году по федеральному закону избирался первый состав областной думы – 28 мандатов по семи четырехмандатным округам. Нынешний южный округ – это, по сути, был наш четырехмандатный округ. Там пошел тогда Пинаев Юрий Григорьевич, это асбестовский глава, председатель Каменского райисполкома Чемезов Сергей Михайлович, я в Каменске и четвертой была Воробьева Элла Леонидовна. Всего кандидатов было порядка 40, но мы определились вчетвером, что каждый из нас, встречаясь с любой аудиторией, будет говорить обо всех четверых. Мы очень грамотно выстроили систему. Пинаев, например, ни разу не побывал в Каменске, но о нем знал весь город. Тогда уже шло огромное противостояние Страхова против Росселя. Даже на первое заседание было сложно собраться. На магистральных дорогах шло «учение ОМОНа» – делалось все, чтобы кворум не состоялся, чтобы отложить организационное заседание. Мы использовали даже чужой транспорт, на других машинах ехать – мы тоже учились оперативной работе.

Как бы то ни было, все получилось, Росселя избрали председателем думы и началась работа по формированию устава Свердловской области, потому что на тот период его не было. Мы определили тогда, что у нас будет двухпалатный парламент. Один – избирается по партийным спискам. Тогда уже был понятен тренд, что формируется политическая система, нужны политические партии, а где они должны себя проявлять – на выборы выдвигать своих членов. А палата представителей должна быть составлена из одномандатников. Одни работали на освобожденной основе, другие на неосвобожденной. Это была очень многотрудная работа. Несмотря на то, что Свердловская область представлена высочайшей юридической школой, – наши профессора из Юракадемии и Института философии и права писали российскую конституцию, – было непросто, потому что мы были первопроходцами. Мы изучали и российский исторический опыт, зарубежный опыт, смотрели на современную ситуацию. Развернулась большая дискуссия по уставу, который требовал согласования в администрации президента, в государственно-правовом управлении президента. Несколько раз его заворачивали по непонятным причинам – там было больше политики, чем здравого смысла. Сначала формировался устав, потом уже шло наполнение, это был первый закон, по сути конституционная вещь, хотя я его так не буду называть, за «конституцию» мы уже получили один раз.

– Но ведь устав и формировался на основе конституции Уральской республики?

– Формулировки несколько изменились, но в целом – да. Суть оставалась та же, споры были по нюансам. В декабре 1994 года мы приняли устав Свердловской области. Отсюда уже начинается процесс законотворчества, наполнения законодательной базы на на основе Конституции России. Это со стороны кажется, что законы делать – это как пирожки печь, но это все очень непросто. Я далек от мысли, что сегодня каждый депутат берет и пишет свой закон. Нет, они выступают в качестве заказчиков, определяют что должен отражать закон, какие смыслы и задачи вкладываются, а дальше уже в юридическую форму это все облекают специалисты. Уже после этого мы подводим итог проделанной работе как эксперты – принимаем или не принимаем законы.

В то время шел развал экономики. Основа области была – металлургия и оборонный комплекс. Ни в той, ни в другой работы нет. Все обвалилось на бирже. Область абсолютно закрытая, режимная, иностранцы не могли войти. Отраслевая вертикаль была разрушена, горизонталей не было. Самостоятельности тоже никакой не было. Надо было находить пути, и решение Росселя открыть область было стратегически правильным. Сюда поехали иностранцы, они увидели наш потенциал. Тогда все было очень непросто. Из продуктов питания мы смогли сохранить птицепром. Мяса вообще не было и мы на курице буквально выжили. Во многих регионах они поумирали, а мы сохранили крупные фабрики – Рефтинскую, Свердловскую, Среднеуральскую. Они нас обеспечивали. Все помнят «ножки Буша», а у нас были свои ножки.

Законодательство писали с чистого листа, шли в тесном сотрудничестве с правительством. Орготдел возглавлял Алексей Петрович Воробьев, уникальный просто человек, который видит далеко вперед, прогнозирует хорошо. Экономический блок возглавляла Ковалева Галина Алексеевна. Я не скажу, что мы не спорили. Заседания шли до глубокой ночи, споры были, но в споре рождалась истина. Например, вопрос межбюджетных отношений. Есть три уровня бюджетов – муниципальный, областной и федеральный, как по доходам, так и по расходам. Но в то время самостоятельность у муниципалов была гораздо выше. Это было наше достояние. Мы убеждали, что если каждый уровень занимается бюджетом, то тот в целом становится больше. Так давайте создавать стимулирующие элементы для того, чтобы происходило увеличение валового продукта, увеличение зарплаты, а в конечном итоге, увеличение налоговой базы и формирование более высоких уровней своих бюджетов. Если каждый глава занимается увеличением благосостояния населения на своей территории, он меньше тратит на социальную поддержку, у него высвобождаются средства для развития. Это сейчас мы говорим как аксиому, а тогда мы на пальцах доказывали, что так должно быть, мы создавали эти механизмы. Работаешь, выполнил свой план, еще поднял областной уровень и с этой дополнительной маржи тебе идут дополнительные средства. Сегодня этого, к сожалению, нет. Это я и самокритично говорю. Такие механизмы нужны. Каждый должен тянуть свою лямку и общими усилиями ситуация будет меняться к лучшему.

– Можно сказать, что в то время, несмотря на в целом очень тяжелое положение, у законодателей было больше свободы в разработке законов?

– Естественно. В первую очередь, мы шли впереди всех. Те законы, которые мы принимали, потом стали базовыми для всех регионов России. Но это и высокая ответственность. В меньшей степени происходило регулирование федеральным законодательством. Сейчас только примут федеральный закон – все! Почему у нас в повестке так много законопроектов по приведению областного законодательства к федеральному. Да потому что базовое законодательство выполнено. Это большой плюс законодательного органа нашей области – если во многих других регионах после того, как вышел федеральный закон, они создают новый законопроект, то мы просто приводим в соответствие. А степень свободы была, конечно, выше. Причина и в том, что федеральный центр был гораздо слабее. Мы помним знаменитую фразу Ельцина «берите суверенитета столько, сколько унесете». Мы попытались взять. Но нас обвинили в сепаратизме, последствия были тяжелые. Ничего страшного, пережили. Потом еще на протяжении нескольких лет уровень самостоятельности был достаточно высоким. Уровень инициатив регионов был высок. Сегодня по любому решению надо оглядываться наверх – так ли воспримут, так ли поймут. Тогда и времени не было, чтобы оглядываться – нужно было народ обеспечить работой, зарплатой. Тогда ведь и шахтеры касками стучали, другие отрасли останавливались, на наших глазах разваливался строительный комплекс.

«Мы вместе берем ответственность за город, мужики»

– Как бы то ни было, спустя два года вы становитесь главой Каменск-Уральского. А были ли предложения по работе в областном правительстве или для вас интереснее было работать ближе к земле?

– Человека более известного и авторитетного в Каменске-Уральском, чем я, не было. И когда был принят новый устав города, по которому вместо назначаемого руководителем области главы администрации вводился пост всенародно избираемого главы, ко мне пришли руководители предприятий. Пришли ко мне на работу и говорят, что мол, Виктор Васильевич, твое время пришло. «Чего я вам плохого сделал?», – спрашиваю. У меня была консалтинговая фирма, я им всем помогал в вопросах приватизации предприятий. Они хорошо разбирались в своих профессиональных вопросах и тут свалилось на них. Какие-то чековые аукционы, эти чеки надо откуда-то взять, первая, вторая, третья форма приватизации. И я создал фирму, которая консультировала представителей предприятий в вопросах приватизации. Моя задача была в том, чтобы сохранить управление на предприятиях. Приватизация – это как выйти замуж, – главное, нужно было найти хорошего собственника, чтобы потом не пришлось жалеть. Очень активно мы этим занимались, они назначались своими акционерами не без консультаций со мной, в числе прочих.

И вот они пришли ко мне. Я им не сказал ни да, ни нет. Они вечером пришли ко мне домой, с авоськами, чтобы мне не беспокоиться ни о чем. Супругу мою до слез довели – только начали поспокойнее жить, я ушел от публичной политики, денег стало хватать, времени стало больше. Потом, после второй-третьей стопки то ли я стал помягче, то ли они понастойчивее, но я им говорю: «Хорошо, мужики, давайте так. У меня есть условие: это не я иду на выборы, это мы идем на выборы и мы вместе с вами берем ответственность за город. Если это не так – спасибо за компанию, давайте расходиться». «Виктор Васильевич, где кровью расписаться?». А как иначе? От руководителей коллективов зависит и политическая ситуация, и общественная, экономическая. Я пообещал, что буду их в хорошем свете представлять перед акционерами, но работа должна быть совместной на благо города, населения. По избранию особых вопросов не было. Это 1996 год, у нас в 2001 году 300 лет городу, понятно было, что нужно начинать готовиться уже сейчас, несмотря на непростой период. В эту работу предстояло вовлекать предприятия и акционеров, потому что я прекрасно понимал, что за счет бюджета это не вытянуть, нет тех средств, которые могли бы преобразовать город. Сегодня меня очень радует, когда горожане говорят, что в тот период город просто расцвел. Появились элементы такого благоустройство, которого никто не видел тогда.

– ГЧП вам наладить удалось, как работали с олигархами, новыми собственниками?

– Конечно. В 2001 году мы с Вексельбергом подписали соглашение о социальном партнерстве. Мы создали координационный совет, куда вошли представители руководства компаний, которые он возглавлял и руководители территорий присутствия – от Иркутска до Запорожья. И когда мне приходилось убеждать, что такую структуру нужно создать, он мне говорил, что «появится иждивенчество». Я ему отвечал, что определенный ресурс, конечно, понадобится, но цель не в этом, а в том, что мы должны научить территории, разбудить в людях экономическую активность.

Сегодня социологи говорят, что бизнесом может заниматься только каждый седьмой. Тогда это было еще меньше. Предприниматели – штучный товар, который надо лелеять и взращивать, находить таких людей, чтобы они были маяками, сопровождать. Вслед за ними пойдут широким предпринимательским фронтом. Мы проводили всевозможные тренинги, давали стартовые капиталы и вскоре увидели: пошло. Сперва это была торговля, сфера обслуживания. Потом производственные кооперативы стали появляться, которые выросли в крупные предприятия. Потом я спросил Вексельберга: «Что, много мы денег потратили?». «Нет, не много». Мы не раздавали рыбу, дали им удочку, а рыбу они ловили сами.

Мне сегодня больно за то, что Свердловская область отстает по уровню средней зарплаты от России, а Каменск-Уральский отстает от Свердловской области. Такого не было никогда. Это немалые деньги, которые сегодня из оборота исчезли. Это один из важнейших вопросов и деятельности органов власти. Хоть мы и говорим, что экономика не государственная, но нужно государственное управление негосударственными активами. Это мировая практика, она хорошо работает. У нас в стране частной собственности на средства производства – 30%. 70% – «рука государства» и мы видим, насколько эффективно она работает. Мы видели, что в людях нужно пробуждать чувство предпринимательской активности, убирать потребительское отношение. Все сидели и ждали, что появятся приглашения о приеме на работу, сиди-выбирай, где условия лучше и зарплата выше. Ничего подобного. Пробуй сам работать и людей нанимать – по-другому не получится. Предпринимательство у нас в первом поколении, в зачаточном состоянии и мы должны вселить в него уверенность в завтрашнем дне, уверенность в том, что созданное им не будет никем ни присвоено, ни отжато. Если эти условия будут созданы, наш народ справится со всем.

– Вы 12 лет были, как сейчас говорят, «сильным мэром». При Мишарине началась массовое внедрение двуглавой системы. Безотносительно персон, как вы считаете, все таки может ли двуглавая система быть эффективной или мэр должен быть один , распоряжаться и деньгами и нести ответственность за принятие решений?

– У сильного мэра сосредотачивается исполнительная власть, в том числе, он подписывает или не подписывает все нормативные акты, принятые законодательным органом. Эта практика испытана, она показала, что на тот период она сработала. Избирались люди, которые обладали доверием населения, степень свободы, как мы уже говорили, была более высокой, мэры могли принимать решения, в отличие от сегодняшнего состояния. На тот период это было нормально. У каждого периода свои герои, потом наступает новая фаза развития. Двуглавая система тоже имеет право на существование, но определиться она должна не сверху, а определиться должно само сообщество муниципальное. Они должны определиться, на что они идут – есть четыре формы, есть из чего выбрать. У нас, может быть, не совсем так, что сообщество принимает решение, но если исходить из законодательства, все сделано правильно: есть формы, делайте выбор в соответствии с которым потом будете жить. Я бы в двуглавой системе, скажу честно, не смог работать. Я очень уважительно отношусь к представительному органу власти, но там у них ответственность коллективная, а у меня персональная. Это две большие разницы. Ты не можешь сказать, что вот они приняли такое решение и реализуя его мы пришли к такому состоянию. Здесь отвечаешь персонально.

Продолжение интервью читайте завтра, в четверг 18 января