Легенды уральской политики. Беседа двенадцатая. Виктор Якимов: «Я всегда брал ответственность на себя». Продолжение

Во второй части интервью Виктор Якимов рассказывает о вертикали власти и знакомстве с Эдуардом Росселем и Владииров Путиным, вспоминает о Черчилле и размышляет о национальном духе

Собеседник «УралПолит.Ru» на этой неделе – не столь часто появляется на экране и страницах газет, но в уральской политике он оставил действительно серьезный след. Он беспрерывно избирался в представительные органы власти на протяжении 40 лет, был депутатом «мятежного» облсовета, депутатом областной думы, председателем Палаты представителей, депутатом Госдумы, первым избранным мэром Каменска-Уральского и одним из ближайших сподвижников Эдуарда Росселя – Виктор Якимов. Первую часть интервью читайте здесь.

Часть 2. «Я не ограничиваю себя конечными целями»

«Период в Палате представителей был очень насыщенный»

– Уже будучи мэром вы избрались в Палату представителей региона и стали ее председателем. Сейчас стараются избегать совмещения должностей, даже на партийных должностях в партии власти, например. В то время это мешало или наоборот, давало определенные рычаги для лоббирования интересов города, например?

– Лоббировать я мог бы и рядовым депутатом, потому что единственное, что тут добавлялось – дополнительная ответственность, дополнительные временные затраты и прочее. Когда ты председатель палаты представителей, на тебе лежат контакты с федеральным центром, работа в регионе, а надо еще и в муниципалитете работать. Конечно, этот период был очень насыщенным, очень плотным по работе. Бывало так, что за один день ты слетаешь в Москву, вернешься ночью, поедешь в гостиницу «Октябрьская», где тебе сняли номер, чтобы в душ сходить и переодеть сорочку, а утром нужно идти на заседание палаты, а ты не спал ни минуты. Проведя заседание, я ехал в Каменск, а там уже назначена целая серия совещаний. Это был период, не скажу, что сложный, но напряженный и интересный. Скажу так: у нас в свое время и Совет Федерации возглавляли на неосвобожденной основе. Был губернатор Орловской области Егор Строев, который возглавлял Совфед, первые один или два созыва возглавлялись на неосвобожденной основе, да и депутаты в основном так же работали.

– Учитывая, что членами Совфеда были губернаторы, это неудивительно…

– Да, были губернаторы и председатели законодательных органов. У нас в области, например, чередовались – сначала председатель областной думы, потом председатель палаты представителей и губернатор – два представителя от региона, один от исполнительной власти, один от законодательной. Словом, лоббистских возможностей этот пост особо не добавлял, а вот ответственности было больше. Лоббировать можно было возможно, просто обладая мандатом, но свободного времени было бы больше, чтобы встречаться «с кем надо».

– Когда происходила трансформация заксобрания, палату представителей называли и бесполезным органов и разные другие эпитеты применяли. Согласитесь ли с тем, что время двухпалатного парламента прошло и трансформация заксобрания была логичной и оправданной?

– Принцип сохранился тот же. У нас есть и одномандатники и списочники. В прежнем парламенте мы тоже избирали в одну палату по списку, в другую по одномандатным округам. Численный состав Заксобрания сохранился, есть и представительство и территорий и политических партий. По сути, все что было, реализовалось в несколько другом формате. Мне кажется, в то время мы тоже были на правильном пути. Авторитет и профессионализм тех, кто составлял палату представителей был очень высок. Четыре главы города были – Екатеринбург, Каменск, Нижний Тагил и Краснотурьинск. Было четко представленное лоббирование интересов территорий. Мы работали в тесном контакте с областной думой. Мы считали, что не надо ждать, пока к нам поступит законопроект, а мы потом его будем критиковать, лучше мы выскажемся на стадии его обсуждения там. Я скажу так: к нам прислушивались, законопроекты выходили с учетом согласованных с нами позиций, чтобы нам не приходилось эти законопроекты отклонять. У нас возвращалось на доработку не так много законопроектов, потому что вот эта практика работы с законопроектом на стадии обсуждения помогала согласовывать и отрабатывать нашу позицию. В тот первый, революционный период это было вполне обоснованно.

«Мы с Росселем строили политическую систему»

– Известно, как складывались отношения с областью у мэра Екатеринбурга, а как в этом смысле было в «глубинке»?

– Эта практика была есть и, скорее всего, будет. В столичных городах два руководителя. Революции совершаются в столичных городах, а не в провинциях, поэтому внимание к столичным городам всегда было, есть и будет особое. К этому надо относиться с пониманием. Тут сосредоточены все политические силы в другом составе, чем на периферии и в муниципалитетах. И тут всегда есть повод для конфликтов. У города есть желание поставить в определенную позицию руководство области. Эти ревностные отношения, которые переходят потом в личностные, мы видим на практике большинства регионов.

Сейчас Старая площадь регулирует эти отношения. Это на самом деле так – вызывают тех и других и говорят: или будет так или будет без вас. Те, кто это понимает, переходят на нормальные конструктивные действия и работу. Причем, столичные города – это, как правило, треть избирателей. Я считаю, правильно, что это стали регулировать, потому что нередко эти конфликты доходят до такой температуры, когда проходят точку невозврата. В муниципалитетах такого, конечно, нет. Руководство области приезжает периодически, отношения совсем другие. Там ведь не просто две личности находятся в конфронтации, а два уровня власти, это вся система начинает противостоять друг другу, две системы. Где-то может быть, это играет на пользу жителям, где-то денег больше добавят, а где-то наоборот. Баланс сил должен учитываться, нужно руководствоваться не просто личными амбициями, а интересами общего дела, но территориям это не грозит.

– Читая моих коллег, я часто видел выражение «Якимов, ближайший соратник Росселя». Как и когда вы познакомились и как по жизни отношения складывались?

– Познакомились, когда я был еще председателем горисполкома, а Россель был заместителем начальника главка Средуралстрой. Он курировал техперевооружение предприятий, входящих, в основном, в оборонный комплекс. У меня в городе шла реконструкция завода ЖБИ, его переводили на новую серию крупнопанельного домостроения. Постоянно проводились штабы на территории этого предприятию. Плюс строились корпуса предприятий для перехода на новую технику радио и авиационной промышленности. Мы достаточно плотно сотрудничали.

Однажды была такая история. Каждый год нас собирали на 14-м этаже облисполкома, идет «допрос с пристрастием» о том, сколько будет сдано жилья, сколько объектов соцкультбыта. Вызывают меня на трибуну, спрашивают меня, сколько сдам жилья. Я отвечаю: «Я не сдаю жилье, я его принимаю. Я председатель приемочной комиссии, как я могу сдавать». На меня смотрит председательствующий и говорит: «Ты у нас первый такой, кто так сказал». Но если формально на эти вещи смотреть, то это действительно так. Я говорю: «Так вы Росселя спросите, сколько он мне предъявит жилья, а я тогда скажу, сколько мы примем». А Россель сидит в первом ряду, улыбается. «Тьфу ты, ну скажи, сколько примешь жилья». Я назвал цифру, – «давно бы так». Потом выходим вместе с Росселем, он мне говорит, чего ты мол так то уж. Я говорю, так спрашивать то тебя должны, чего они меня то спрашивают. «Ты строишь, я принимаю. Мы с тобой договоримся, ты – застройщик, я – последующий эксплуататор жилья».

Потом, это уже был 1990 год, областной совет. У нас должна быть первая сессия. Поздно вечером мне звонит Лукач, заместитель Росселя по экономике, говорит, что через два дня будет сессия совета и говорит, что они хотят выдвинуть на пост председателя облисполкома Росселя. Я сказал, что поддержу. В «моей» делегации 10 депутатов, я пообещал, что на следующий день соберу их, объясню им, кто такой Россель – они-то его не знают. Мы очень долго тогда избирали председателя облсовета, а председателя облисполкома избрали уже быстро.

Вот с тех пор, с конца 80-х мы с ним в таком тесном контакте. Областной совет, первая облдума. Мы выстраивали политические системы – «Преображение», «Преображение Урала», «Преображение Отечества» – это все были наши идеи, задумки, все непросто было. И когда ты чувствуешь свою причастность к этим вопросам, когда тебя слышат в обсуждении, ты чувствуешь, что твое мнение небезразлично в решении того или иного вопроса, принимают твою версию решения какого-то вопроса, ты чувствуешь ответственность за это. А ситуация была очень сложная.

– Как вы охарактеризовали бы Росселя как управленца, губернатора?

– Отличительная особенность Росселя: он – генератор идей. Идеи часто были самые абсурдные, но самое главное, что они генерируются. Часть отпадала на стадии обсуждения, но если из сотни выкристаллизуется десять и пойдут в работу, то это уже здорово. Эта постоянная генерация, причем, генерация, направленная на развитие, она просто поражала. Появлялись новые предприятия, новые коммерческие структуры. Это тоже немаловажно было – кто войдет в территорию, какие бизнес-структуры, с кем можно работать, с кем нельзя. Та же работа, связанная с открытием области – это был просто огромный пласт работа, а дальше уже пошло.

– Сложились ли отношения с Мишариным?

– С Мишариным мы познакомились еще когда он был начальником Свердловской железной дороги. Поскольку я был главой города, в котором находилась узловая станция, понятно, что мы находились в контакте с управлением железной дороги. Мы работали, встречались. Это было то время, когда соцсфера переходила в городское подчинение, жилье тоже. Мы, откровенно говоря, пошли тогда на конфликт. У железнодорожников было жилье с откровенно просроченными сроками капремонта, и мы предложили возместить по нему расходы на приведение в жилой вид. С ним было тяжеловато. Скажем так, он хороший менеджер, надо отдать ему должное. У него энциклопедическая память, отличное знание экономики. Но как политик он – нулевой. В политику таким людям вообще нельзя идти. Занимаясь хозяйством он может дойти до очень высоких должностей, но только не политических. В итоге это и проявилось. Он знает область, знает экономику, наверняка были бы изменения какие-то, если бы он поработал подольше, но это бы не добавило ему любви и уважения народа, даже при позитивных изменениях в экономике.

– А с Евгением Куйвашевым?

– С ним мы познакомились еще когда он работал в полпредстве. Однажды летели одним самолетом в Москву, вот и познакомились. У Евгения Владимировича как раз есть хорошее сочетание экономиста и политика. Я скажу так: он не только слушает, но слышит. Это подкупает. Иногда приходится, не скажу, что часто, поднимать какие-то вопросы, ты чувствуешь, что есть интерес. Даже если он понимает, что не совсем вопросом владеет, он с удовольствием погрузится в него, вникнет. Мы видим, как сегодня выстраиваются отношения с муниципальными образованиями, достаточно партнерские. Мы видим планы на будущее. Всегда возникает вопрос: за кем идти и куда. Сейчас мы знаем куда идти, и с кем – тоже понятно. Так и должно быть.

«Мы пришли к власти и не нужно этого стесняться»

– За 40 лет вы работали на всех уровнях власти – от райсовета до Госдумы. Антон Баков мне в интервью говорил, что самая интересная работа для него была в первом составе облдумы. А для вас работа на каком уровне была интереснее?

– Если бы для меня был интересен федеральный уровень, сегодня я был бы там.

– То есть возврат на областной уровень – не понижение для вас?

– Нет, конечно. Даже если бы был муниципальный – это тоже не понижение. Во-первых, здесь ты можешь увидеть результаты своей работы. Статус регионального депутата достаточно высокий, я считаю, он выше статуса депутата Государственной думы по влиянию, по возможности решения каких-то вопросов. Я побывал и там и тут, поэтому знаю. Четыре года там отработал. Нужно взаимодействие с регионом. У меня было предложение Росселю. Я ему сказал, что он возглавлял список, что благодаря ему мы все там оказались и я ему предложил расписать, что нам надо на том уровне, а то мы сидим там как сироты. За каждым из вопросов закрепить депутата и к нему «пристегнуть» министра регионального, и они должны решать эту тематику.

Россель сказал: «Все, отлично, молодец. Иди к Левину». Прихожу к Левину, он мне: «Что, послали?», – «Послали». Потом губернатор сменился, я с тем же предложением к Мишарину. «Ага, ладно. К Лашманкину иди». И сегодня, честно говоря, такая же ерунда. Мы говорим о вертикали власти… Я искренне завидовал коллегам из Татарстана. К ним бабай приехал, они все собрались, у каждого своя ответственность, обязанность и т. д. Работают на регион. Поэтому, мне пришлось заниматься антиалкогольными законами и арендным жильем – природа не терпит пустоты, мне нужно было чем-то заниматься, чтобы не сидеть уж совсем просто так. Эти блоки законов приняты, я могу себе в актив их записать. Но это неправильно.

Мы избрали мощный состав депутатов. Не важно, от каких они партий, руководитель региона – над всеми партиями. Все же знают, кто какой тематикой занимался, почему не собраться, обсудить это все. Это же те коммуникативные вещи туда и обратно, они должны выдавать результат.

Это же не самоцель – отправить туда людей, это инструментарий. Цели должны быть другие, они должны быть обозначены, они должны быть сформулированы. Цель любой политической партии – вхождение во власть. Это не самоцель, цели совсем другого порядка. А власть – инструмент для этого. Нас иногда обвиняют, вот вы, «Единая Россия» бюджетом распоряжаетесь. Мы для этого и пришли во власть и не надо стыдливо опускать глаза. Ничего подобного. Избиратели проголосовали за нашу программу, доверили нам мандаты, а мы должны его использовать. Участвовать в распоряжении бюджетом, в экономике, решать социальные задачи. Это цель, а инструмент мы получили. Дальше избиратель делает выводы: мы вам дали все, а вы не сделали ничего. Естественно, на следующих выборах они это отразят своим голосованием. Поэтому, не надо никаких стеснений, мы к власти пришли именно для того, чтобы решать, чтобы вопросы решать важные для людей. Все должно работать, все должно быть в системе.

«Против меня никогда не использовали компромат»

– Вы участвуете в выборах регулярно на протяжение 40 лет. Какая кампания была для вас самой тяжелой, сложной, грязной, может быть?

– Бог миловал, я не могу сказать, что сталкивался с грязными технологиями. Может, где-то на периферии было, а может просто у меня не нашлось таких соперников. Откровенно скажем, что любая избирательная кампания – это тяжелейший труд. Ты идешь как действующая власть. И на выборы выходишь одновременно и с отчетом о том, что было и с задачами на то, что будет. Насколько тебя поймет избиратель, правильно ли он разделяет твою позицию, доверяет тебе. Это огромный труд, это экзамен, это тест на профессиональную пригодность, это и самый крупный социологический отчет. Это очень трудно. И дойти до каждого – тоже непросто.

Но когда я избирался на второй срок, у меня было 89% – до меня таких результатов не было. Потом Носов только побил в Нижнем Тагиле, но когда там все завалили деньгами, грех не иметь такие результаты. Я думал, там будет 105%. В наших условиях было тяжелее, но самое главное, что человек верит. Причем, я никогда не готовил никакой программы. Я шел к избирателям и говорил, что они встречаются с кандидатами, анализируют их программы, а я разочарую – у меня нет программы, я пришел ее составлять вместе с людьми. В рамках такого диалога мы ее сформируем и если потом вы мне доверите ее сформировывать, вы выбор сделаете. Это идет не просто как монолог, длинный, который людям приходится долго слушать, а начинается диалог, в котором мы обсуждаем от частных вопросов к системным. Локальные вопросы мы решим и так, а системные, связанные и поднятием экономики, где недостаточно ресурсов, бюджетные вопросы, это надо решать. Все городское сообщество должно работать над улучшением нашего бытия.

– Была ли для вас принципиальная разница между выборами главы и в представительные органы власти?

– Разные задачи стоят. В городе они более приземленные. Выходя на выборы, ты должен заглянуть минимум на пятилетку вперед, обозначить вехи, определить приоритеты. И все это должно быть в том тренде, который нужен населению. Людей не так волнует сегодняшний день, сколько перспектива. Это было во все времена, это аксиома, которую не надо доказывать. Я вспоминаю знаменитую фразу Уинстона Черчиля, который своим избирателям сказал в свое время: «Я вам ничего не гарантирую в жизни, будет война, будет разруха, будет разрушение экономики и голод, но я буду делать все, чтобы наши потомки жили в благополучном обществе». И избиратель голосовал не за свое даже будущее, а за будущее детей и внуков, и Черчилль избирался на пост премьер-министра. Есть в этом определенная философия. Мог бы ведь сказать, что «завтра коммунизм построим, в два раза быстрее и лучше, чем эти ребята за Ла Маншем». Нет, он не скрывал тех проблем, которые уже тогда были не на далеком горизонте, но избиратели поверили, что именно этот человек создаст условия выживания. Здесь не надо прятаться.

– Пользовались ли вы услуги внешних политтехнологов?

– Ко мне приводили разных ребят, дорогих и не очень, вы их и сами знаете, не буду называть. Мне не надо, я сам себе политтехнолог. Политтехнолог нужен для раскрутки человека неизвестного. Там это все понятно – нужны специальные технологии. Можно его не показывать, он выступать нигде не будет, но кандидата раскрутят, получат хороший результат. Мне это было не надо. Я всегда для себя определяю, что любые выборы – не менее 100 встреч.

– С точки зрения участника, включенного наблюдателя, как вообще изменился процесс выборов, пошло ли на пользу разнообразное закручивание гаек, постоянные ограничения, типа муниципального фильтра и т. д.

– В первую очередь, это надо спросить у самих избирателей. Это включаются дополнительные рубежи. Даже если ты обладаешь авторитетом и популярностью, но ты не проходишь один из фильтров, весь твой политический багаж тебе становится не нужным. На мой взгляд этого делать не надо. В Госдуме я возглавлял нашу российскую делегацию в совете северных стран – это вся Скандинавия, Дания, Исландия, всего восемь государств. Я посмотрел как работают и формируются парламенты, вообще работает избирательная система в Норвегии, Швеции, других странах. У них получается интересно. Все депутаты избираются по одномандатным округам, но выдвижение может быть только от политических партий. Получается, что партии там борются за лидеров общественного мнения. Люди, имеющие нормальный политический багаж и ресурс, выбирают для себя партию. Но они понимают, что у них двойная ответственность – сначала, перед избирателями, а потом, перед партией. При этом, принадлежность к партии не обязательна. Такой «брак по расчету». Чего греха таить, мы часто не знаем вообще, кто у нас по партийным спискам выдвигается. Первая тройка – это паровоз, а кто дальше – не знаем. Но они сидят в итоге. Я бы поменял в этой части, честно говоря. Система работает и работает изумительно. В результате и политическая система существует, партии есть, им созданы условия для парламентской работы, правила понятны, число округов определено, участвуют все политические партии. На мой взгляд, это интересная схема. У нас тоже сейчас по смешанной системе избирали, были одномандатники в Госдуму, три созыва не избирали, снова вернулись к этой схеме. Можно и все 100% мандатов закрепить за одномандатниками, просто закрепить выдвижение от политической партии.

«Против моей команды никогда не было уголовных дел»

– Я практически не видел в СМИ упоминаний вашего имени в каких-то скандальных, компрометирующих историях, за исключением такой: несколько лет назад в СМИ появилась информация о том, что вы стали фигурантом уголовного дела, которое было связано с незаконной передач земли на берегу озера Большой Сунгуль – чем закончилась эта история?

– Это ошибочная информация была. Сунгуль – это вообще не зона моей ответственности. Видимо, тогда ошибка была в СМИ, Каменский район и Каменск-Уральский – это разные муниципалитеты. Это все происходило на территории района, а написали о главе города. Потом это дело поправили.

– Были ли коррупционные истории в мэрии за время вашей работы там?

– Естественно, нарушения были. Конечно, лучше в себе самому разбираться, принимать превентивные меры различного уровня – освобождение от должности, взыскания, если не столь серьезное нарушение. Но до того, чтобы кто-то из моих сотрудников подвергался уголовному преследованию, не доходило. Удавалось решать на уровне постоянных контрольных мероприятий, на которых выявлялись эти вещи. Я горжусь, что мне приходилось работать со своей командой и не доходило до таких неприятных вещей. Хотя, откровенно говоря, была одна неприятная история. Я в свое время создал лучшую муниципальную систему здравоохранения в стране. И была кампания по томографам, которая прошла по всей стране. В России было возбуждено по томографам 167 уголовных дел, ни одно не закончилось каким-то результатом, все развалились. Но, видимо, была команда сверху, выявлять связи с поставщиками, коррупционные составляющие и т. д. И где бы ни появлялась эта медтехника, возбуждались уголовные дела. Можно было и в рамках доследственных мероприятий эти вопросы выяснить, убедиться, есть нарушения или нет. Мы даже с Чайкой это обсуждали, когда я был в Госдуме, мы пригласили его на заседание нашего комитета, тогда преследование муниципалов пошло по полной программе, нехорошая ситуация. Мы не изменили, конечно, ничего, но попытались. Вот и история с этим медицинским оборудованием была в этом тренде. Чиновник должен доказать свою невиновность, хотя есть презумпция невиновности, это следователи должны доказать твою невиновность.

– Были ли у вас недоброжелатели, враги?

– Думаю, конечно, были. У меня однажды машину сожгли вместе с гаражом. В три часа ночи – звонок в дверь. Открываю, там майор милиции, передает мне предписание быть у телетайпа в семь утра. Не было же тогда ни СМС, ничего. Я уж думал, война, майор, ночь. Я у телетайпа утром, стою там, как Ленин у телеграфа, а там сообщается: собрать к восьми утра всех главных бухгалтеров, экономистов и т. д. Это был год 1989, шла денежная реформа, меняли сторублевые и пятидесятирублевые купюры. Собралась комиссия, люди несут, сразу вопросы – откуда такие деньги. Цыганские семьи целыми матрасами несли, наволочками, натурально. Не знаю, уж что случилось, но машину с гаражом мне тогда спалили. Я не господь бог, чтобы всех обогреть. Любое решение не обеспечит решения всех проблем. Задача любого руководителя, чтобы критическая масса недовольных не достигла критического состояния. Не получится все время только «спасибо» и «пожалуйста», иногда приходится и чью-то мать вспомнить, по-другому никак. Ты администратор, ты берешь на себя ответственность. На войне командир не отправляет на смерть солдата что ли? Он знает, что солдата этого в последний раз видит, но он его посылает. И здесь без жертв не обходится, жертвы, конечно, не те, но тоже присутствуют в разной степени.

«Я с Путиным говорил 45 минут, Россель мне всю ногу оттоптал»

– Кого из политиков бывших и действующих вы уважаете, есть ли те, кого – не уважаете?

– Если говорить про федеральный уровень, мне довелось пообщаться с Владимиром Путиным в 2000 году. Он только заступил на пост президента. Шло представление Латышева Петра Михайловича, тогда только вводили институт полпредов. Путин – еще «молодой» президент, церемония в Екатерининском зале Кремля. Была свердловская делегация – Порунов, я, Россель, потом были челябинцы, курганцы и вся тюменская «матрешка». Он представил нам Латышева, пресса ушла, нам поставили чай, печенье. Путин говорит: «Ну что, мужики, поговорим?». Порунов ему сказал несколько слов, я начал про свое – уровни власти, межбюджетные отношения, мотивационно-стимулирующие факторы экономики, развитие территорий… Я говорил 45 минут, мне Россель оттоптал всю ногу, кончай, дескать. А я же не могу прервать разговор, сказать, Владимир Владимирович, Росселю дайте слово. Ему интересно, он молодой, все впитывал в себя. Он военный, для него эти вопросы внове. Сидит помощник рядом, все фиксирует. Потом, когда прощались, я ему говорю: «Владимир Владимирович, приглашаем на Урал». Через некоторое время он прилетает к нам на выставку вооружений в Нижний Тагил. Выходит из самолета, там протокол, а у него память феноменальная, просто фотографическая, он меня увидел среди встречающих, и говорит мне: «Обещал, приехал». Несколько раз мы встречались с ним потом. Это человек, которого, наверное, наша страна ждала. По-разному, можно относиться к тому, как мы живем. Возможно, могли бы жить лучше и наверное, должны были бы. В то же время, мы видим, что и на международной арене не все так просто, и ему удается там делать. Он поднял престиж страны, за одно это его нужно уважать. Россия стала другой страной. Этот человек достоин уважения, и, наверное, подражания, у него есть чему учиться.

Если говорить о региональных политиках, то – Воробьев Алексей Петрович просто удивительный человек. Из таких, как он дипломаты появлялись. Самая тяжелейшая обстановка, но он найдет тех людей, от кого все зависит, найдет те слова, которые достанут до того места, до которого надо. И самое главное, появится результат. Можно много перечислять людей, с которыми свела судьба, в этом плане я считаю себя счастливым человеком, что с такими людьми довелось поработать. Это и Ковалева Галина Алексеевна, Россель, Спектор Семен Исакович, главы городов. Они сегодня ушли на второй план, а в то время все они были личностями – Диденко, Чернецкий. Мы ревностно относились к другим городам, к Екатеринбургу особенно. Если Екатеринбургу больше денег досталось, мы считали, что это нам недодали. Но мы никогда не переходили на личности. Мы все уважали Аркадия Михайловича за то, что он отстаивает интересы муниципалитета, своих избирателей, с присущей ему настойчивостью. Но и он нас уважал, мы отстаивали не только свои города, мы отстаивали уже всю остальную область. Много уважаемых людей можно перечислять. У нас действительно замечательный народ и в его рядах рождаются замечательные руководители, политики.

«Мы должны найти то, что поднимет дух россиян»

– К слову о народе, я задаю всем нашим собеседникам такой вопрос: есть ли что-то, что отличает уральцев от уроженцев других регионов, уральский характер?

– Во-первых, нужно понимать, откуда взялись уральцы. Это такой коктейль. Здесь смешение всех кровей произошло, не всегда по собственному желанию. Много тут ссыльных, различными путями сюда народ попадал. Уральцы вобрали в себя, возможно, лучшее, что принадлежит представителям других территорий. И слава богу, мы этот потенциал только делаем прочнее. Думаю, что и дальше так будет. Самый чистый русский язык здесь – мы не окаем, не акаем, не тянем, не подтягиваем. Возьмем выходцев науки, военачальников, увидим, сколько эта земля родила своих достойных представителей. В этом наверное, и заключается тот особый характер, особая ответственность. Лидеры всегда появлялись из хулиганов, ботаник никогда не станет лидером. И эта бесшабашность, которая присутствует в характере уральцев, позволяет выходцам с Урала достигать самых высоких постов, должностей, участков работы.

– Чем вы гордитесь?

– В первую очередь, я горжусь своей семьей. У меня очень хорошая семья – жена, дети, пятеро внуков. Я наверное, во многом виноват перед детьми, что мало уделял им внимания в силу объективных причин. Сегодня и внукам я не так много внимания уделяю, но вместе с тем, это моя гордость, надежда, моя любовь. То, что мы делаем в рамках работы, можно гордиться всем. Продвинулся в каком-то деле на шаг вперед, это уже повод для гордости. Даже если не ты продвинулся, а территория, в которой ты работаешь, которую возглавлял. Вопрос не в том, что ты прошел, продвинулся куда-то. Главная задача – возбудить общество, чтобы люди гордились, а ты как тот лидер, вожак. Когда тебе удалось вовлечь все городское сообщество для решения общей задачи. Я создавал такие условия для общей гордости нашего населения.

– Какие, например?

– Мы строили методом народной стройки крупные медицинские центры. Мы первыми в России построили неонатальный центр. Никто не выговаривал еще этого слова, а мы его построили. Даже сегодня, отработав 15 лет, он остается передовым по технологиям. Тогда у нас были дни отработанные, однодневная зарплата на строительство отправлялась. Народ был воодушевлен этой идеей. Когда увидели, что получилось – это и есть предмет гордости. А получилось действительно очень здорово, в каких условиях стали появляться на свет наши граждане – это просто изумительно. Мы ввели еще разные символические вещи. Например, каждый родившийся получал памятную медаль «Родившемуся в Каменск-Уральске», родителям и ему от главы города послание, пожелание, каким ему быть. Неважно, кем он будет, важно – каким. Все это лежит в семейных архивах, это тоже предмет гордости.

Мы первыми вернули демонстрации, хоть они стали проходить в немного другом формате. В 1997 году я провел международную конференцию, это было 80-летие Октябрьской революции, была еще крепка Коммунистическая партия Советского Союза. Мы провели ее с тематикой «Октябрьская революция: триумф или трагедия России». Это надо было набраться смелости провести такую конференцию, но мы набрали хороших лекторов, спикеров, как сейчас говорят. В результате, зал почти полностью состоявший из коммунистов, признал, что революция – это трагедия, а не триумф. В дискуссии, в диалоге, на фактах мы показали, чего бы мы достигли, если бы Россия не была как кость в горле Европы, какая динамика была бы – мы прирастали 13-14% в год. Мы посчитали, где бы мы были с такой динамикой за столько лет. Но такая сильная Россия была никому не нужна, поэтому нам экспортировали революцию. Сегодня эти технологии стали более совершенными. Тогда было проще. В Питере оставили без хлеба – получили волнения. Революции где совершаются? В столицах, а к нам уже с маузером приходят и с мандатом. Поэтому, признали.

Интересно, когда не просто обеспечить коммуналку, тепло, но и заглянуть в нравственную, в духовную составляющую. Мы восстановили шесть храмов в городе. Я получил два выговора по партийной линии первый – за то, что зарегистрировал православную общину, а второй – за то, что отвел им бывшую церковь. В то время получать такие взыскания – это было чревато окончанием политической карьеры как таковой. Вместе с тем, те кто объявлял мне эти выговоры потом яростно крестились, со свечками в храмах стояли, а я до недавнего времени еще не мог себя осенить крестным знамением.

– В какие места, города, страны вы любите ездить, бывать, куда тянет?

– Мне нравится наш Урал, нравятся озера Челябинской области, очень живописные, очень красивые, очень хорошие. Мечтаю объехать восточные регионы страны, в меньшей степени там бывал. Раньше часто ездили своим ходом на Черное море. Получали от этого колоссальное удовольствие, хотя и здорово уставали. Ну что такое проехать на «Жигулях» 3 тыс. км в одну сторону – без кондиционера, в тесном салоне с семьей, имея с собой просто все и на все случаи жизни. Тогда ведь не было автосервисов на каждом шагу, шиномонтажек, не было кемпингов, где можно отдохнуть, придорожных кафе и ресторанов. Сегодня выше уровень комфорта, но то ли времени нет, то ли желания с возрастом стало меньше. У нас в России очень много замечательнейших, красивейших мест. Сама природа нас наградила живописнейшими местами. Не только в туристическом плане, но и в лечебном. Возьмите горячие источники Тюменской области – Заводоуковск, Ялуторовск. Тюмень, бываем там. По Башкирии ездим всей семьей, в Янган-Тау. У меня все внуки практически там родились. Приходилось поездить по зарубежным странам. Пока я работал в Госдуме, я объездил весь север Европы, Скандинавию, многие европейские страны.

На востоке был только в Китае в 1990 году – это был далеко не сегодняшний Китай. Но уже и тогда было заметно, что у этой страны большое будущее. Чувствовался дух, чувствовалась целеустремленность, чего не хватает сегодня нам. Наша задача, руководителей, политиков – найти ту самую составляющую, которая поднимет дух. Приведу простой пример: футбол. На прошлом чемпионате Европы в 2016 году сборная Исландии прошла до четвертьфинала. Во всей стране там 400 тыс. жителей. Спонсор команды – отец одного из игроков, который владеет пекарней. Ну футболки он им купил, мячи. Дух! Мы когда-то не платили спортсменам столько, как сейчас, но выигрывали все соревнования, потому что опять-таки, присутствовал дух. На груди был герб, за спиной – ответственность. Сегодня мы платим большие деньги, а того количества побед нет. Значит, это не экономическая составляющая, это та самая духовная и нравственная. Это ответственность за свою страну. Тебя поставили на передний край, тебе доверили защищать честь и достоинство, так ты должен все сделать. А они сидят на скамейке запасных и считают, сколько завтра получат. Раньше они говорили: платите нам столько, сколько им, и мы покажем. Стали платить даже больше, а что показали.

Это точно так же, как мы говорим, что у нас будет контрактная армия и это будет панацея от всех бед. Служба по призыву формирует мобилизационный резерв. За деньги никто не умирает. Возьмем армию США, где у них хоть одна победная баталия была? Нет ни одной. И не будет. Хотя солдаты у них заходят на абсолютно зачищенную территорию – там нет никого, все сожгли, взорвали. И то … Совершенно другие определения и понятия должны быть. Должна быть всеобщая воинская обязанность. Я служил в армии в 1970-72 годы, уже 45 лет прошло. Я свою воинскую специальность знаю от и до. Я сапер-пиротехник первого класса, это достаточно консервативная профессия. Как был тротил, так он и остался, гексоген, пластид. Поменялись формы приведения к взрыву – радиодатчики и т. д., но учитывая, что я по образованию инженер-радист, я и это легко освою. Но если встанет вопрос, сегодня – я готовый боец, по прошествии 46 лет. А контрактник отслужил, ушел на пенсию, а мобилизационный резерв где? Нету. Пусть будут контрактники, они и всегда были – сверхсрочники, да и офицеры – тоже по сути по контракту служат. Но не должно быть 100% контрактной службы .

– Остались ли у вас нереализованные мечты, планы, видите ли себя на пенсии?

– У меня есть такое понятие, что не должно быть конечных целей. Промежуточные строю. Не надо ограничивать себя конечной целью. Как линия горизонта, к которой сколько не иди, до нее не дойдешь. Исходя из этой логики, есть очень много нереализованных проектов. Потому мы здесь и работаем. Если бы было все реализовано, тогда бы можно было внуками заниматься.